Кока в коридоре практически не нашкодил, и даже свою маленькую кучку положил не на пол, а на газету, чему я очень обрадовалась. Правда и сделать ему это было не трудно, так как коридорчик у нас был очень маленький, а газеты мы не экономили. Вечером мы покормили Коку, немного погуляли с ним, немного поиграли дома, но он в основном спал. Зато ночью он уже не скулил, а ему хотелось играть. Муж у меня спокойно спит при любом шуме и даже при включённом свете, поэтому сражаться с бодрствующим по ночам Кокой пришлось мне одной. Постепенно мы всё-таки приучили его спать ночью, а не днём. Кока быстро понял, что газета – это его туалет, и в комнате не гадил.
Мы как-то не морочили себе голову, чем кормить Коку, как, впрочем, и себя тоже. Я не любила и не умела готовить, мы днём обедали на работе, а по вечерам и в выходные часто ели в городе в кафе. В выходные я готовила что-нибудь простое, из того, что можно было купить в магазине, а в советское время разнообразием продуктов народ избалован не был. Вот что было всегда в продаже – так это рыбные консервы. Но сардины в масле стоили 78 копеек, а килька в томате – 33 копейки, поэтому нашей собаке приходилось есть Кильку. Кока практически всегда хорошо ел, ничем не болел, хотя о том, что щенкам нужно делать прививки мы даже не подозревали. Подрастая, он становился очень симпатичным псом с красивой полудлиной шерстью, черной на спине и коричневой на животе и лапах. Уши у него свисали небольшими лопушками, а лохматый хвост был загнут к спине почти как бублик.
Муж любил, когда он читал книгу или смотрел телевизор, лёжа на диване, положить рядом с собой Коку. Кока не мог сам запрыгнуть на диван и нужно было его подсаживать. Мы опять же по своей темноте, не сообразили, что со временем он будет линять и приучили Коку спать с нами на диване. Через какое-то время он научился сам запрыгивать на диван, чему мы были рады, но и начал довольно сильно линять примерно тогда же. Раз уж мы сами приучили его к нам запрыгивать, то пришлось искать выход из положения. Я нашла старое покрывало, которое и стелила туда, где лежал Кока.
Но постепенно стали появляться проблемы посерьёзней. Мы уже не могли сразу после работы куда-нибудь пойти, не заходя домой, потому что нужно было обязательно прогулять Коку. Гуляла с ним практически всегда только я одна, обычно в большом парке напротив нашего дома. Как-то так получилось, что других собачников я не видела в тех местах, где гуляла и мне не с кем было посоветоваться, как правильно растить собаку. Когда Кока впервые подбежал к куче человеческого дерьма, которое встречалось под кустиками в парке, и начал его есть, я была в ужасе и решила, что наш пёс сошёл с ума, если это бывает у животных. Дома долго мыла ему морду мылом, а пасть пыталась чистить зубной пастой, которую выдавила на тряпочку. Мы с мужем стали внимательно наблюдать за Кокой, но больше никаких странностей в поведении не было. Кучи в парке встречались не так уж и часто, так что мы успокоились, что собака у нас нормальная. И только гораздо позже, когда у нас появилась вторая собака, которую я уже воспитывала по книгам, я узнала, что оказывается очень многие щенки едят дерьмо, потому что у них в рационе не хватает микроэлементов.
Ещё небольшая проблема у меня была из-за имени нашего пса. Если он у меня в парке отбегал куда-нибудь, и недалеко были люди, то я стеснялась кричать – Кока, Кока, иди ко мне! Его имя как-то очень смешно звучало.
Была небольшая проблема и с газетами для Кокиного туалета. Вернее для туалета газет хватало, так как мы их выписывали да и просто так покупали. Но, если газета была просто мокрая от мочи, то её было жалко выбрасывать. Мы с мужем – большие книголюбы, а в советское время можно было купить неплохие книги сдавая макулатуру в специальных пунктах. Чтобы получить талончик на одну книгу, нужно было сдать 20 килограммов макулатуры, и в большой очереди выстоять, потому что на книги было много желающих. За макулатуру ещё и деньги должны были платить – две копейки за килограмм, но деньги никто не брал (по-моему, их даже не предлагали), важно было получить талончик на нужную книгу. Поэтому мы накапливали газеты, а я приносила с работы старые распечатки программ (я работала программистом на вычислительном центре) и периодически сдавали макулатуру. Причём у нас на работе книголюбов было много и на старые распечатки желающих хватало. Я складывала свои распечатки в нишу за моим рабочим столом, а когда накапливалась пачечка в несколько килограммов весом, связывала её и относила домой. Моя соседка, чей стол стоял рядом, как-то стала говорить, что появился странный запах. Я ничего не чувствовала, на столе и под столом у меня ничего пахнущего не было, поэтому решила, что это ей кажется. На следующий день, она опять стала говорить, что что-то пахнет и стала требовать от меня внимательно проверить всё вокруг. Хоть мне было и лень это делать, но я решила пересмотреть свою макулатуру, а заодно уже и очередную пачечку связать. Примерно посередине стопки между газетами лежала большая дохлая крыса – у нас на ИВЦ недавно травили крыс, и видно эта прибежала сюда умирать. Дохлых крыс я не боялась (да и живых-то тоже не очень), макулатура мне была нужна, поэтому я аккуратно завернула крысу в ту распечатку, на которой она умерла, и вынесла её в мусор. А остальную бумагу увязала в плотную стопку и унесла домой. Дверь нашей «гостинки» выходила в длинный общественный коридор, в котором мы и наши соседи держали всякий хлам. Сначала мы просто стали складывать мокрые газеты в стопку в дальнем углу коридора, они постепенно высыхали и мы их связывали в пачки с нормальными газетами. Нам казалось, что эти газеты не очень-то и вонючие, и никому не мешают. Но соседка сказала, что они пахнут и попросила убрать. Убирать нам было некуда и мы их просто стали накрывать большим куском полиэтиленовой плёнки. Вонять перестало, но и сохнуть газеты стали медленней. Нас это мало волновало, а, наоборот, даже было лучше, потому что влажные газеты больше весили, а в общей пачке они были замаскированы обычными газетами.
Читать дальше