Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 22. Прогулки по опушке

Деревни, в которой Бунин начинал познавать мир, сегодня нет. Стоит лишь памятный столбик, означающий, что деревня была. Приглядевшись, в траве видишь остатки фундамента – белый с желтизной плиточный известняк, из которого в этих местах и поныне строят сараи, погреба, ограды дворов. Усадьба Буниных и жилой дом в ней были совсем небольшими, но для младшего сына в семье, впечатлительного Вани, это место навсегда сохранило очарованье. Оглядываясь на прожитое, уже в Париже он написал: «Рос я в великой глуши. Пустынные поля, одинокая усадьба среди них… Зимой безграничное снежное море, летом – море хлебов, трав и цветов… И вечная тишина этих полей, их загадочное молчание…»

Говорят, хочешь понять поэта, поезжай на его родину. Для Бунина колыбелью таланта были эти поля. «Ни гор, ни рек, ни озер, ни лесов, – только кустарники в лощинах, кое-где перелески и лишь изредка подобие леса, какой-нибудь Заказ, Дубовка, а то все поля, поля, беспредельный океан хлебов».

Повидав мир – моря, горы, шумные города, великие памятники человеческой культуры, – Бунин понимал, как бедна колыбель таланта его. Но ведь вырос талант! И это тоже понимал нобелевский лауреат, прокручивая ленту жизни назад до маленькой деревеньки с названьем Бутырки (по «Арсеньеву» Каменка). Сегодня здешний пейзаж все тот же, только не все поля пашут, и шуршат на них к осени не колосья, а будяки сорняков.

Одна из лучших повестей Бунина о вырождении дворянства – «Суходол» – написана по семейным преданиям, и место старинной усадьбы мы разыскали.

В бунинском подстепье в далекие времена проходила граница великого ледника. Уходя к северу, ледник оставил по себе много следов. Некоторые из них величественны, например, пологий распадок в земле, по которому течет речонка. Называется этот покатый каньон Ворголом. Бунин видел его эпические кручи. А мелкие суходолы, просушенные, продутые ветрами балки тоже, может быть, следы ледника.

Предки писателя жили на краю суходола. Вряд ли что-нибудь изменилось в распадке со времен разоренья усадьбы, разве что заросли мелких кустов поменяли картину. А от деревни кое-что сохранилось. Тарахтит на околице трактор, гортанно квокчет стайка индюшек (во многих дворах тут видишь этих экзотических птиц). Две старухи с худыми иконописными лицами выглянули из приземистой кирпичной избы. Знают ли Бунина? «Да, – говорят, – жил такой барин когда-то. Вот если бы не умер Петро Кузьмич, он бы точно сказал, где что тут было. А мы – молодые». Одной из «молодух» – восемьдесят два. На глазу бельмо. «Надо бы операцию…» «На какие шиши, – беззлобно откликается бабушка. – Доживу с одним глазом».

Между тем друг мой взволнован свиданием с Суходолом: «Так все и представлял! Сними, чтоб видно было сухую лощину…»

Иван Бунин.

Центром вселенной для юного Ивана Бунина стала деревня Озерки (в «Жизни Арсеньева» – Батурино), куда семья Буниных переселилась со смертью бабки (по матери). Окружающий мир был тут все тот же – поля, подходившие к порогу именья, просторное небо, колыханье хлебов, ласточки, крики перепелов. «Жизнь для семьи тут стала более справной». Старинный помещичий дом, хозяйство, сад, пруд. Но отец, живший без заботы о завтрашнем дне, прокутивший, промотавший все, что было до этого, и тут «покатился под гору». Все же дом, как вспоминает Бунин, в первые годы был полон довольствия, убывавшего, впрочем, стремительно. Это время совпало с годами «после гимназии», когда юный Иван мучительно думал о своем месте в жизни: кто я, что могу, куда идти, чем добуду свой хлеб? Он жадно впитывал все, что остро чувствовал в окружающей жизни. Тут Бунин понял, что значит в жизни людей Природа, что это не «лирические отступления», а сама жизнь – часть всего бытия человека. Сам он природу, по собственному признанию, воспринимал чутко, «как зверь». Уже во Франции написал: «Зрение у меня было такое, что я видел все семь звезд в Плеядах, слухом за версту слышал свист сурка в вечернем поле, пьянел, обоняя запах ландыша или старой книги…» Постигающий жизнь впечатлительный человек мучился от невозможности выразить словом все, в чем купалась душа. Но попытки выразить были и, видимо, что-то уже обещали, если отец, пеняя сыну за брошенную гимназию, все-таки говорил: «Кто знает, может, вторым Пушкиным или Лермонтовым выйдет?..» Вперед забежим и скажем: так и случилось, Бунин стал одним из последних классиков великой русской литературы.