Меир Шалев - Мой дикий сад

Увы, в моем саду нет цветущего ракитника. Но к счастью, мне уже не приходится ходить по Негеву по долгу солдатской службы. Однако и сегодня, если мне встречается такой ракитник, я спешу к нему, погружаю в него голову и с закрытыми глазами вдыхаю его аромат. Такое удовольствие можно получить и в других местах Страны — в песках равнины Шарон, и возле Кейсарии, и южнее, между Ришон-ле-Ционом и Ашдодом. Но запах ракитников, цветущих в пустыне, куда сильнее, и контраст между ним и суровой окружающей средой намного острей.

У меня в саду есть только родственник ракитника — большой куст под названием метельник с желтыми пахучими цветами, а также несколько других диких растений с хорошим запахом, которые я уже упоминал: лилия, гладиолус, шафран, жимолость. Но есть еще одно, о котором я не говорил, а оно в данном контексте самое важное. Это растение называется ломонос. Он цветет летом в некоторых долинах Верхней Галилеи. Это ползучее растение. Если оно не находит дерево, чтобы взобраться на него, то ползет по земле, заползает само на себя и образует огромную цветущую массу. Но если ему подвернется дерево, он покрывает большую его часть, а поскольку это происходит в летние дни, то тысячи его маленьких белых цветков выглядят так, будто дерево покрыто снегом, как те кусты ракитника во время нашего марша в Негеве.

Но ломонос цветет не только в природе. Еще красивее он цветет в литературе, и к этому я и вел свой рассказ. У израильского писателя С. Изхара есть произведение, которое так и называется: «О, о, ломонос!» Как и всякое растение, ломонос цветет лишь в свой сезон, но искусство не подчиняется законам природы, и литературный ломонос Изхара цветет всякий раз, когда ты его зовешь. Как писатель я в этом вопросе целиком на стороне автора, но как садовод не могу не отметить такой важный факт, что у Изхара это, по ботанической классификации, «ломонос усатый», тогда как у меня в саду он «перистый». Я знаю это, потому что у ломоноса, описанного Изхаром, цветы бледно-желтые и склоняются вниз, чтобы защититься от дождя, тогда как у перистого ломоноса цветы белесые, и им нет нужды защищаться от дождя, потому что они появляются летом.

Впрочем, как я уже говорил, литературное удовлетворение бывает важнее ботанического. Это относится и к рассказу Изхара. Возглас, взятый им для названия рассказа, он услышал от Иегошуа Авизоара, который преподавал природоведение ему и многим другим будущим учителям на семинаре в Иерусалиме. Мой отец тоже был его учеником.

«Наш учитель Авизоар остановился, — пишет Изхар, — и раскинул руки, как пророк Илия. Его голубые глаза сияли подобно небесам, когда из самого его сердца вырвалось восклицание: „О, о!“. Мы остановились, а он продолжал кричать, и голос его летел над горами: „О, о, ломонос!“ Мы затаили дыхание. „О, о, ломонос! — звал наш учитель Авизоар. Его руки были раскинуты от горизонта до горизонта, а лицо обращено в сторону бывшего Иерусалимского храма. — О, о, ломонос!“»

В этом описании нетрудно заметить определенную долю насмешки, происходящей от излишней патетики и пафоса, с которым произносится смешное название «ломонос». Но присутствуют в нем и любовь, и признание, и восторг от цветения этого ломоноса. Хотя как садовод я не могу не заметить, что восторг этот обращен к ломоносу усатому, тогда как я считаю, что восхвалять следует прежде всего ломонос перистый, потому что он цветет летом, когда почти ничто другое у нас не цветет, а запах у его цветов совершенно дивный.

Мне всегда хотелось иметь в своем саду такой ломонос, но я не знал, как его раздобыть. И вот однажды, во время поездки по Верхней Галилее, я увидел друзского крестьянина, разрыхлявшего землю в оливковой роще. Я заметил там несколько ломоносов, которые ползли и цвели на каменном заборе, и остановился посмотреть на них и понюхать. Под ними на земле лежала маленькая ветка ломоноса, отрезанная плугом.

Я спросил крестьянина, можно ли мне взять ее. Он пожал плечами: «Возьми, но она умрет». И показал мне, что корень был разрезан еще до того, как разветвился в земле. Я решил сократить свою поездку. Закутал порванный корень в тряпки, пропитал их водой, включил сирену и помчался домой. Дома я госпитализировал ломоноса в большом цветочном горшке и полил до насыщения. Через несколько дней ветка увяла и высохла. Но я не отчаялся. Я отрезал увядшую часть и продолжал поливать то, что осталось. Прошло еще несколько дней, и стебель высох совершенно. Я отрезал его на высоте сантиметров двадцать над землей и продолжал поливать обрубок.