Как тогда хотелось тому залаять и привлечь к себе внимание! Но Механик сдерживался. Ведь лаять в Антарктиде без особой надобности не принято. Здесь нет ни воров, ни бандитов. Здесь только полярники. Добрые к нему или безразличные и совсем редко — злые. Лаять на полярника может себе позволить лишь глупый молодой пес.
И Механик молча внимательно и преданно смотрел на Саню.
А Саня сидел на кровати, зашивал старую поношенную ватную куртку и напевал свою любимую песенку:
Порой мне так твои глаза увидеть хочется,
Но только ты об этом лучше песню расспроси...
Когда на станцию вернулись строители, Саню с вездеходом передали в их распоряжение. Строитель в кожаной куртке, по-хозяйски устремившись к наиболее удобному месту в, вездеходе, возмутился, увидев его занятым... собакой!
— Безобразие, пса какого-то возят. Псиной воняет. Ну ты, пшел отсюда, пшел! — брезгливо произнес Кожаная Куртка.
Механик повернул голову к Сане.
— Пойди, друг, погуляй лучше, — торопливо сказал Саня. — Все же начальник претендует.
Механик выпрыгнул из машины. Кожаная Куртка молча стал отряхивать сиденье...
И вот для зимовщиков пришла долгожданная пора возвращаться домой. С кораблем прибыла новая смена.
Перед самым отплытием Саня пошел разыскивать Механика. Собака лежала, укрывшись от ветра, под Саниным вездеходом. Механик догадывался, что Саня скоро уедет. Он это почувствовал, как только увидел корабль.
— Ну, прощай, друг. Сейчас уходим. Проводи, — сказал Саня. Механик поднялся и поплелся за ним.
Заревел, покатился над льдинами, над голыми сопками хриплый гудок. Зимовщики сгрудились на палубе.
Механик молча стоял на холме и смотрел на корабль.
Саня помахал ему шапкой, но Механик не пошевельнулся — то ли не захотел, то ли не увидел: глаза его уже утратили былую зоркость.
Так они расстались навсегда...
— Умный пес был, — повторил Саня.
— Да, прекрасная собака, — согласился я. И мы немного помолчали...
...Нет сомнения в том, что огромные пространства суши на Юге, возможности использования которых в настоящее время строго ограничены, когда-нибудь будут эксплуатироваться наряду с ресурсами других стран.
Дуглас Моусон
— А как перезимовали? — перевел я разговор на другую тему.
— Нормально.
— Никаких особенных случаев не было?
— Да нет, ничего особенного. В прошлом году при разгрузке корабля товарищ мой упал с барьера вместе с вездеходом в море, но он пловец отличный — вынырнул. Правда, только выплыл — ему сверху на голову ящик свалился, к счастью не тяжелый, и он опять сумел вынырнуть. Тут ему сетку спустили, достали. А в остальном все нормально. Пожары у нас были кое-какие в домиках, но небольшие — быстро потушили.
— Так дома же теперь здесь негорючие.
— Снаружи-то, точно, металл, а внутри — облицовка, лаки. Еще как горит. Только, конечно, это не то, что было в старых домах, там под снегом, как в душегубке. Здесь легко по коридору выскочить.
— А пуржило зимой сильно?
— Да нет, нормально. Один у нас потерялся, правда рядом с домиками, поэтому его тут же нашли.
Нас уже несколько раз перебивали. Требовался вездеход — на аэродром.
— Вот, пообедать не дают, — проворчал Саня, но заторопился и, не доев, побежал.
Я вышел на крыльцо. Внизу толпились отобедавшие полярники. Курили, обсуждали новости. Я увидел бородатого зимовщика, с которым говорил утром. Он тоже заметил меня и приветливо кивнул. Я подошел к нему. Он живо поинтересовался:
— Ну как, станция понравилась?
— Да, очень.
— Еще бы, много здесь труда вложено.
— Первый раз здесь зимовали?
— Это я-то? — Он возмущенно оглядел меня. — Третий! И каждый раз по пятнадцать месяцев. Можно сказать, половина домов здесь моими руками выстроена. Только за последние два месяца пять новых поставили.
Я с уважением посмотрел на его руки.
— Сколько времени уходит на сооружение алюминиевого дома?
— Когда первый раз ставили, четыре месяца провозились. Теперь же ставим его за пятнадцать дней. Сваи забиваем два-три дня, еще два-три дня идут на сборку, а остальное время — на доделки.
— А сколько человек работает?
— Восемь — десять. Я сам — бригадир. Строители у нас не новички, не один раз здесь побывали. Вот в эту зимовку нам поздно подвезли материал, только в марте. Пришлось строить в апреле — мае. Зима в разгаре. Щиты ветер, как картонки, из рук вырывал, швырял их по станции — того гляди, изуродует, а ничего, строили. — И бригадир гордо посмотрел на меня.
Читать дальше