Партии, работавшие в окрестностях станции, в двадцати — тридцати километрах, чтобы не обременять себя тяжелой рацией, стали брать с собой Механика. Если срочно что-то требовалось, писали записку, укрепляли ее на специально заведенном для этой цели ошейнике и говорили: «Механик, домой». Механик радостно взвизгивал и устремлялся на станцию к Сане, в свой угол, к теплым и шумным дизелям.
Однажды в самый разгар работ, когда Механик, выполнив задание, грелся на солнышке у дверей дизельной, прибывшая на станцию сезонная группа строителей, направлявшаяся выбрать место для сооружения причала, позвала пса с собой. Механик был рад прогулке и, задрав хвост, сосредоточенно бежал впереди.
Стояло арктическое лето. Море около Молодежной уже вскрылось, и только отдельные льдины ярко выделялись на атласной чернильной поверхности воды.
Пока дошли до берега, все сильно взмокли.
— Эх, искупаться бы, солнце такое, прямо Сочи! — сказал один из строителей, запарившийся в новой кожаной куртке.
— Сочи, да не очень. Вода сейчас минус полтора градуса, — заметил другой.
— Такой не бывает. Вода при нуле замерзает.
— То пресная, а это соленая. Гидролог сегодня утром мерил.
— Так то утром, а сейчас она нагрелась. А ну, Механик, выкупайся хоть ты, — крикнул строитель в кожаной куртке.
Механик подбежал к воде, потрогал воду лапой, потом даже лизнул ее и... попятился.
— Умная собака, дрессированная, ее не купишь, — заметил кто-то.
— Посмотрим, какая она дрессированная, — продолжал любитель купания. — Эй, Механик, служи! — Он поднял валявшийся на скале кусок доски, размахнулся и швырнул в море. Доска, описав дугу, шлепнулась рядом с маленькой мраморной льдинкой.
— Служи, Механик! — еще настойчивее прокричал он.
Механик подошел к воде, снова тронул ее лапой и заскулил. Потом обернулся назад. Сверху со скалы на него смотрели люди. Тогда он вдруг весь подобрался, поджал задние лапы и соскользнул в воду.
Доску уже далеко отнесло течением в сторону, и, когда Механик снова выбрался на берег, держа ее в зубах, прошло минут десять.
— Молодец, Механик! — громче всех кричал Новая Кожаная Куртка.
Механик положил никому не нужную доску на скалу, встряхнулся и, ни на кого не глядя, побежал на станцию.
— Обиделся, — сказал кто-то.
— Ишь какой, — уже недовольно проворчал Новая Кожаная Куртка.
— А ты сам попробуй, небось, сразу воспаление легких получишь.
— Ты чего равняешь? Я ж человек, а то собака.
В тот же день строители переехали со станции на объект.
Вечером Механик, как обычно, лежал в дизельной под телефоном. Саня ковырялся около моторов, когда в дизельную вошел другой сменный моторист.
— Что к телефону не подходишь? — прокричал он.— Начальство тебе звонит не дозвонится!
— Да ну? Может, аппарат испортился?
Подошли, проверили аппарат — он был исправен.
— Ты чего же, друг, подводишь, заснул в тепле, — сказал Саня, нагибаясь к Механику.
Тело собаки сотрясалось от жестокого озноба.
Механик проболел около месяца. В конце концов Саня все же выходил его. Только за время болезни с псом что-то произошло.
Саню перевели работать на вездеход, и теперь на сиденье рядом с водителем всегда сидел, почти не шевелясь, Механик и внимательно смотрел прямо перед собой и в то же время куда-то в сторону.
— Последствие менингита, — то ли в шутку, то ли всерьез пояснял Саня.
Даже когда рабочий день у Сани заканчивался, и он оставлял машину, Механик обычно еще долгое время сидел на своем месте, задумчиво поглядывая на рычаги.
— Смотри, угонит он как-нибудь у тебя вездеход, — говорили Сане зимовщики.
На место рядом с водителем теперь никто не претендовал.
Иногда Саня звал Механика к себе в дом. Дом стоял на металлических сваях, вбитых в гладкую, словно языком облизанную коричневую скалу. Механик сначала поднимался вверх по холодной железной лестнице (в сильный мороз она обжигала лапы), входил в тамбур, вытирал задние ноги о половик и попадал в Санину комнату. Там он ложился на ковер, клал голову на передние лапы, смотрел и слушал.
В комнате стояло три кровати (с Саней жили повара, вечно пропадавшие на кухне), стулья, стол и этажерка с книгами. Мебель была совсем новая и отчаянно пахла лаком.
По стенам висели фотографии странных — безбородых и длинноволосых — людей. Таких людей Механик никогда в жизни не видел и смотрел на них с любопытством и непонятным раздражением. Ему не нравилось, что Саня очень часто поглядывал на большую фотографию над своей постелью и о чем-то задумывался. В такие минуты глаза у Сани становились совсем отсутствующими и он переставал замечать Механика.
Читать дальше