На берегу за каймой песка из-за пальмовой рощи выглядывали странные угловатые конструкции, сложные переплетения труб. То был крупнейший в стране нефтеперерабатывающий завод. Издали он походил на скелет ископаемого гиганта. Над одной из труб горел газовый факел. И, довершая картину, над кучкой людей на пляже, над рассыпанными по морской глади утлыми пирогами набирал высоту мощный реактивный лайнер, оставляя за собой серый хвост выхлопных газов.
Вот тебе и Тропическая Африка!
Около девяти к нам подошел катер и на борт поднялся лоцман. Это был немолодой худощавый европеец с резкими чертами лица.
— Я так и думал, что лоцманы здесь иностранные, — воскликнул доктор. — Уверен, французы и американцы занимают здесь все ключевые позиции — и на транспорте, и в промышленности, и в медицине.
Заработали двигатели, и мы быстрым ходом пошли к устью канала. Миновали входной маяк. Ослепительная, манящая полоска пляжа сверкнула сквозь зелень пальмовой рощи и осталась позади. Справа вдоль канала шло шоссе. Здесь все выглядело серо и буднично. Друг за другом следовали склады, баки с горючим, рекламные щиты фирмы ЭССО. Зато слева к самой воде подходили густые заросли пышных кустарников, а чуть дальше поднимались высокие кокосовые пальмы.
Внезапно берега канала расступились, и мы увидели город на берегах лагуны. Он почти сплошь состоял из белых зданий — утопающих в зелени небольших особняков и современных высотных коробок в 20 — 30 этажей. А на переднем плане громоздились у причалов мачты судов и портовые краны.
— Здесь корабли почти со всего света, — сказал Анджей, не отрывая глаз от бинокля. — Вот тот крайний — сухогруз «Замок дракона» из Панамы, за ним «Святой Лак» и «Святой Винсент» — из Дюнкерка, «Лобиго» в середине — местный. За ним с голубой трубой «Виграфьорд» — какой-то скандинав. Порт приписки отсюда не виден.
— А вы поглядите-ка лучше сюда, — окликнул нас с другого борта неугомонный доктор.
Мы обернулись. На противоположной стороне лагуны у самой воды стояли крытые тростником африканские хижины, которые раньше мы видели только на картинках. Их вид резко контрастировал с роскошными особняками и высотными зданиями, расположенными на другом берегу.
Машину вновь застопорили. Очевидно, все причалы были заняты, и нам предстояло выжидать, пока освободится место.
Поверхность лагуны была атласной, без единой морщинки. Сюда не достигал морской бриз, и жара особенно давала себя знать. У борта на глади воды растекались радужные нефтяные пятна. Небольшой краб бочком деловито пробирался вдоль корпуса. За его движениями, перегнувшись через поручни, следила теперь добрая половина полярников.
Шло время, и наше нетерпение возрастало: когда же можно будет сойти на берег? Но нас продолжали держать на рейде. К кораблю подплывали на катерах портовые чиновники с портфелями. Наше начальство заполняло какие-то бумаги, оформляло счета.
После обеда небольшая видавшая виды баржа привезла пресную воду. На корабль перебросили шланги, подключили насосы. Нам предстояло принять около 600 тонн воды.
Теперь уже было ясно, что сегодня нам берега не видать. К тому же распространился слух, что в город пустят только тех, кому были сделаны прививки от желтой лихорадки.
Я поднялся на верхний мостик. В углу, облокотясь на поручни, стояла статная девушка — наш судовой парикмахер. Недалеко от нее прохаживались два стриженных наголо полярника. Близость незнакомого города, зеркальная гладь лагуны, дурманящая, вязкая духота — все вызывало какое-то смутное беспокойство.
Я поздоровался с девушкой и остановился поблизости. Мы помолчали.
— Вам нравится здесь? — спросил я робко, готовый к тому, что она тут же повернется и уйдет.
— Нет, Африку я не люблю, — нисколько не смущаясь ответила она. — Мне по душе северные страны, особенно Норвегия. Один рейс, который мы делаем, так и называется — «по шхерам и фиордам».
Два расхаживающих по палубе полярника явно нервничали, поглядывая в нашу сторону. Я собрался было продолжать расспросы, но тут на трапе показался пассажирский помощник. Девушка вздохнула:
— Совсем забыла: у нас же в 5.30 спецзанятия, — и побежала вниз.
Два полярника проводили ее задумчивыми взглядами и, не сказав мне ни слова, ушли. Я остался на верхнем мостике один.
Над лагуной сгущались сумерки. На стоящем поодаль лесовозе спешили закончить погрузку. Бревна поднимали на палубу прямо с воды, с пригнанных к борту плотов.
Читать дальше