— Во-вторых, от дерева.
Сказав это, он широко раскинул руки и стал поразительно похож на дерево Омбу.
— А в-третьих, — рявкнул он, предупреждающе подняв вверх палец, — хотел бы я знать, что вы почувствовали, поняв свою зависимость от конечного продукта пищеварения птицы?
Парламентарии зашептались между собой, усиленно жестикулируя.
— Так вот, друзья мои, все мы связаны одной цепью, — сказал Кинги, переплетая пальцы и как бы иллюстрируя вышесказанное. — Дерево амела, бабочка, дерево омбу, пересмешник и наконец мы все. Никто из нас не выживет без других звеньев этой цепи. Без этих деревьев и существ погибнут все наши надежды на будущее Зенкали. Без аэродрома обойтись мы сможем, а вот без помощи матери-природы — нет.
Оратор снял очки и, преисполненный августейшим достоинством, направился к выходу, оставив публику обсуждать услышанное.
Великолепный парад имел грандиозный успех. Спецвыпуск «Голоса Зенкали» открывался огромным заголовком: «Бог обрел жилище в королевском саду». Под этим замечательным лозунгом и прошло все мероприятие.
Шествие возглавлял Кинги, ехавший в изысканно украшенной королевской карете; перед ним шагал лоунширский оркестр, игравший национальный гимн Зенкали. В его основу легла бесхитростная популярная мелодия, слегка аранжированная самим Кинги, когда он купался в ванне. Проникновенные слова сочинил не кто иной, как Ганнибал:
Слава тебе, наш родной Зенкали,
Наш процветающий остров любви!
И солнца восход, и морской прибой
Поют тебе славу, наш остров родной!
В огромной повозке, запряженной шестью ухоженными, лоснящимися зебу, Питер и Одри везли большую клетку с пересмешниками. Птицы обрадовались, обнаружив множество людей, могущих дать им лакомые кусочки. Они бегали взад и вперед по клетке, крича «ха-ха-ха» и стуча клювами с пулеметной быстротой. На всех Фангуасов произвела огромное впечатление громогласность новооткрытого Бога.
Следом великолепно украшенная повозка с губернатором и Изумрудной леди. Губернатор был в парадном мундире, шляпе с плюмажем и при шпаге.
Вся эта процессия двигалась сквозь пеструю толпу, сбежавшуюся позевать на невиданное зрелище. — По аллее бронзовых, шоколадных, медных лиц, озаряемых, как вспышками молний, белозубыми улыбками, сквозь лес аплодирующих розовых ладошек. Радость и счастье народа были почти осязаемы.
До участников парада долетал щекочущий ноздри запах надушенных, одетых в свежевыстиранную одежду человеческих тел, смешивающийся с запахом цветов, зебу, специй и солнечного света — такой запах бывает когда открывается бочонок старинного вина.
Вслед за каретой, в которой восседали губернатор и Изумрудная леди, ехала повозка, где величаво покоились шесть массивных бочонков, любезно предоставленных владелицей заведения «Мамаша Кэри и ее курочки». В бочонках были высажены шесть молодых деревьев омбу — коротких, толстопузых, приветствующих публику скрученными ветвями. Их сопровождали профессор Друм, выглядевший еще более жутковато, чем прежде, в новом фланелевом, в тонкую полоску костюме, и доктор Феллугона с огромным белым платком, обильно политым слезами радости. Он постоянно гладил стволы деревьев омбу, как бы желая успокоить их.
За ними, чередуясь с войсками в начищенных мундирах, ехали кареты с высокими гостями.
Вот сэр Осбери лорд Хаммер — у них такой вид, будто они с трудом выжили в черной дыре Калькутты. [27] The Black Hole of Calcutta («чёрная дыра Калькутты») — это крохотная тюремная камера размером 5,5×4,5 м, в которую бенгальский правитель Сурайа Доула посадил 146 британских пленников в ночь с 20 на 21 июня 1756 г. Они были захвачены в плен при сдаче форта Уильяма. Только 22 мужчины и одна женщина выжили, не задохнувшись в ней. Армейскую гауптвахту часто называют a Black Hole, так же, как и любое маленькое, тесное и душное помещение.
А вот сэр Ланселот и досточтимый Альфред — оба улыбаются и машут толпам людей так, будто все здесь присутствующие принадлежат к высшим кругам высшего общества.
А вот повозки с представителями прессы — приходится сожалеть о том, что они изрядно набрались, причем отнюдь не знаний.
За ними остальная часть защитников природы. Представитель Швеции выглядит угрюмее, чем скалы Скандинавии, — так может выглядеть только швед среди восторженной, рукоплещущей, счастливой до экстаза публики. Швейцарец — постояно подносит к уху блестяще отремонтированные часы в страхе, что они могут остановиться снова. Харп и Джагг — они изрядно дерябнули «Нектара Зенкали» и, завернувшись в огромный звездно-полосатый флаг, который Бог ведает где раздобыли, лежат в повозке и машут публике.
Читать дальше