Я усвоил эту историю и теперь рассматриваю океан с аналогичной точки зрения. Это пространство биологической созидательности настолько обширно, что в течение многих веков мы могли поступать с ним как угодно без особого вреда для него. Но теперь наша способность подвергать нагрузке его экосистемы существенно выросла. Он поглощает эту нагрузку — не то чтобы незаметно, но зачастую так, что это непросто заметить, зато легко игнорировать, когда речь идет о деньгах. Кое-где процесс зашел уже слишком далеко. Во многих частях мирового океана есть так называемые мертвые зоны, где не могут выжить животные, да и вообще мало что может выжить — в первую очередь из-за обеднения кислородом [213]. Вероятно, мертвые зоны возникали и раньше время от времени естественным путем, но сейчас они приобретают характер масштабного бедствия. Некоторые из них появляются и исчезают сезонно, следуя губительному ритму выбросов удобрений с земледельческих хозяйств на берегу; другие более постоянны. «Мертвая зона» — место, где океан обратился в свою противоположность.
Для человека есть много причин восхищаться океанами и быть неравнодушным к их судьбе, и я надеюсь, что эта книга добавит еще одну. Окунувшись в море, вы окунаетесь в нашу всеобщую колыбель.
Я признателен множеству ученых — специалистов по морской фауне, теоретиков эволюции, нейрофизиологов и палеонтологов, которые помогли мне в осуществлении этого проекта. В первую очередь следует упомянуть Крисси Хаффард и Карину Холл, которые оказывали мне помощь и поддержку в моих первых попытках изучать головоногих. В числе других биологов, которым я многим обязан, — Джим Гелинг, Гашпар Екей, Александра Шнелль, Майкл Куба, Джин Эльюпей, Роджер Хэнлон, Джин Боул, Бенни Хохнер, Дженнифер Мейтер, Эндрю Баррон, Шелли Адамо, Джин Мак-Киннон, Давид Эдельман, Дженнифер Бэзил, Фрэнк Грассо, Грэм Бадд, Рой Колдвелл, Сьюзен Кэри, Николас Штраусфельд и Роджер Бьюик. Роль моих товарищей по изучению Октополиса — Мэтта Лоуренса, Дэвида Шеля и Стефана Линквиста — обозначена в самом тексте. Кроме того, я благодарен им за разрешение использовать ряд кадров из видеозаписей, отснятых нами совместно.
В философской части влияние Дэниела Деннета заметят многие поклонники его работ; также я благодарен Фреду Кейзеру, Киму Стерельны, Дереку Скиллингсу, Остину Буту, Лауре Франклин-Холл, Рону Плейнеру, Розе Као, Колину Кляйну, Роберту Лурцу, Фионе Шик, Майклу Трестману и Джо Витти. Неоценимую помощь в погружении с аквалангом оказали компании Dive Center Manly и Let’s Go Adventures (Нельсон-Бэй). Элиза Джюэтт выполнила рисунки на с. 53 и 184, а Эйнсли Сиго — на с. 50.
Также я благодарен Денизе Уотли, Тони Брэмли, Синтии Крис, Денис Роданиче, Мику Саливону и Лин Клири. Аспирантский центр Городского университета Нью-Йорка [214]— замечательное место для научной работы, место, где можно свободно писать и размышлять, где великолепная интеллектуальная атмосфера. Низкий поклон всем сотрудникам морского заповедника Кэббедж-Три-Бэй в национальном парке Будери, заповедников Джервис-Бэй и Порт-Стивенс-Грейт-Лейкс за их усилия по охране и поддержке этих экосистем.
Роль Алекса Стара в этом проекте выходит далеко за рамки традиционной незаменимой функции хорошего редактора. И наконец, я должен поблагодарить Джейн Шелдон, которая делала острые замечания по черновикам, замечала в море интересных животных, вдохновляла и подавала идеи, а также терпеливо переносила растущие количества соленой воды и неопрена в нашей тесной квартирке на побережье, где обдумывалась эта книга.
Среди современных головоногих выделяют еще и отряд вампироморфов, с единственным глубоководным видом Vampyroteuthis infernalis , имеющим общие черты как с кальмарами, так и с осьминогами, но обладающим некоторыми уникальными особенностями строения. В то же время кальмары и каракатицы в современной системе головоногих разнесены по нескольким различным отрядам, так что сами по себе они оказываются не таксономическими группами, а жизненными формами головоногих.
Идею «древа жизни» широко использовал Дарвин в «Происхождении видов». Дарвин был не первым, кто представил древовидную схему отношений между видами, по его собственному признанию. Его новаторство состояло в том, что он придал этому древу историческое, генеалогическое значение. В некотором смысле Дарвин воспринял идею древа более буквально , чем его предшественники, как гласит его изящная формулировка в знаменитом отрывке: «Родство всех существ одного класса иногда изображают в форме большого дерева. Я думаю, что это сравнение очень близко к истине» (Дарвин, Чарльз. Происхождение видов путем естественного отбора. Изд. 2-е, доп. / Пер. с англ. К. А. Тимирязева под ред. Я. М. Галла и др. М.: РАН, 2001. С. 117). Об истории «древовидной» модели в биологии см. Robert O’Hara, «Representations of the Natural System in the Nineteenth Century», Biology and Philosophy 6 (1991): 255–274. Существуют исключения, не вписывающиеся в древовидную схему, особенно за пределами царства животных: см. мою книгу Philosophy of Biology (Princeton, NJ: Princeton University Press, 2014). Живое и доступное изложение истории животных, где в центре внимания именно древовидная структура, дается в книге Ричарда Докинза «Рассказ предка. Паломничество к истокам жизни» (М.: АСТ, 2015; пер. с англ. С. Долотовской).
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу