Питер Годфри-Смит - Чужой разум. Осьминоги, море и глубинные истоки сознания

Эти особенности образа жизни осьминогов, вероятно, и способствовали появлению высокоразвитой нервной системы. Теперь я хочу выдвинуть еще одну идею. В главе 1 я противопоставлял две теории эволюции нервной системы — сенсомоторную и теорию порождения действия . Вторая не так широко известна и исторически возникла далеко не сразу. В ее основе лежит идея, что первые нервные системы появились не для того, чтобы служить посредниками между чувствами на входе и поведением на выходе, а для решения проблемы элементарной координации в самом организме — объединения микродействий отдельных частей тела в макродействие целого.

С точки зрения решения этих задач тело головоногих, в особенности осьминога, уникально. Когда конец ноги моллюска разделился на массу щупалец, без суставов или панциря, получился весьма непослушный орган. Однако он был также крайне полезен — если только знать, как им управлять. Утрата осьминогами почти всех твердых частей тела одновременно и создала трудности, и открыла новые горизонты. Им стало доступно огромное разнообразие телодвижений, но эти движения нужно было как-то упорядочить, придать им целесообразность. Осьминоги не стали решать эту проблему, вводя централизованное управление телом, — вместо этого они создали сочетание местного и централизованного управления. Можно сказать, что осьминог делегировал каждому щупальцу полномочия администратора среднего звена. Но одновременно с этим он централизованно, сверху вниз, управляет большой и сложной системой — собственным телом.

Нужды чистой координации, которые, вероятно, сыграли важную роль на начальных этапах эволюции нервных систем, сохраняют свое значение и впоследствии. Они могли способствовать увеличению числа нейронов у осьминогов — эти нейроны необходимы просто для того, чтобы сделать тело управляемым.

Хотя необходимость решать проблему координации объясняет размеры нервной системы, она не объясняет ума осьминогов и пластичности их поведения. Хорошей координации не обязательно сопутствует творческое мышление. Для более комплексного понимания осьминогов следует соединить гипотезу о порождении действия с гипотезой о способах охоты и собирательства, которую я позаимствовал у Гибсон. Вместе эти идеи смогли бы объяснить изобретательность этих животных, их любопытство и остроту их чувств. А если выражаться более пристрастным языком, дело было так. Обширная нервная система развивается ради необходимости справляться с координацией тела, но в итоге усложняется настолько, что другие способности возникают просто как побочный продукт или же достаточно легко наращиваются как надстройка над базисом, сформированным нуждами телесной координации. Я только что написал «или» — побочный продукт или надстройка, — но тут, безусловно, следовало поставить «и/или». Некоторые способности, например распознавание человеческих лиц, могут быть побочными продуктами, тогда как прочие — например, решение задач — являются результатом эволюционных изменений мозга, связанных с авантюрным образом жизни осьминога.

Согласно этой схеме, нейроны сначала наращиваются ради нужд самого тела, и лишь какое-то время спустя у осьминога пробуждается мозг, способный на большее. Естественно, с эволюционной точки зрения некоторые из впечатляющих форм их поведения кажутся случайными. Вспомните их удивительные проделки в неволе, их зловредность и хитроумие, интерес к людям. Осьминогам, похоже, присуща какая-то умственная избыточность.

Я рассказал о древней истории животных, насколько она нам известна, до той развилки, от которой один путь привел к хордовым, включая нас, а второй — к головоногим, и в том числе осьминогу. Давайте подведем итоги и сравним, что получилось в обеих эволюционных линиях.

Ярчайшее из всех сходств демонстрируют глаза. У нашего общего предка могла быть пара глазных пятен, но не было глаз, сколько-нибудь похожих на наши. «Камерные» глаза развились у позвоночных и головоногих независимо — те и другие приобрели хрусталик, который фокусирует изображение на сетчатке [81] См. Russell Fernald, «Evolution of Eyes», Current Opinion in Neurobiology, 10 (2000): 444–450; Nadine Randel and Gáspár Jékely, «Phototaxis and the Origin of Visual Eyes», Philosophical Transactions of the Royal Society B, 371 (2016): 20150042. [82] При этом механизм фокусировки у них различен: головоногие придвигают хрусталик к сетчатке либо отодвигают его, а хордовые изменяют кривизну неподвижной линзы (см. также примечание на с. 17). . У обеих ветвей наблюдается также способность к ряду форм обучения. Обучаемость через поощрение и наказание, через наблюдение за тем, какие действия приносят успех, а какие нет, по-видимому, независимо возникала в ходе эволюции неоднократно [83] См. Clint Perry, Andrew Barron, and Ken Cheng, «Invertebrate Learning and Cognition: Relating Phenomena to Neural Substrate», WIREs Cognitive Science, 4, no. 5 (2013): 561–582. . Если она уже присутствовала у общего предка человека и осьминога, то в обеих эволюционных линиях она значительно усовершенствовалась. Есть и более тонкие черты психологического сходства. У осьминогов, по-видимому, как и у нас, есть два вида памяти — кратковременная и долговременная. Они увлекаются игрой с новыми предметами, которые несъедобны и не несут явной пользы. У них есть что-то вроде сна. У каракатиц, видимо, есть аналог быстрого сна , фазы, в которой мы видим сновидения [84] См. Marcos Frank, Robert Waldrop, Michelle Dumoulin, Sara Aton, and Jean Boal, «A Preliminary Analysis of Sleep-Like States in the Cuttlefish Sepia officinalis », PLoS One, 7, no. 6 (2012): e38125. . (Есть ли фаза быстрого сна у осьминогов, пока неясно.)