Фарли Моуэт - Трагедии моря

Одним выстрелом можно было убить так много этих птиц, сочных и жирных для хорошего жаркого или пирога, что охотники специально гонялись за ними. Охота на пипсов также все больше входила в привычку у спортсменов-охотников по мере того, как исчезали большие прибрежные птицы и было все труднее наполнять охотничий ягдташ.

Не требовалось большого умения, чтобы подстрелить пару десятков птиц из пролетающей стаи… Я выходил на охоту, чтобы настрелять их к обеду, и однажды сумел пятью выстрелами сразить 82 птицы».

В те дни чувство удивления и восторга казалось беспредельным, но, пожалуй, сильнее всего оно ощущалось на охоте на золотистую ржанку {32} 32 Золотистая ржанка — Charadrius ap . Размером с голубя, близкая «компаньонка» и почти второе «я» эскимосского кроншнепа, золотистая ржанка была, что называется, на расстоянии перышка от того, чтобы разделить его трагическую судьбу. Выражаясь словами д-ра Бента, ее история «являла собой удручающую картину беспощадной бойни, уничтожившей наше прежнее богатство пернатой дичи».

Как и в случае с эскимосским кроншнепом, первоначальная численность золотистой ржанки казалась просто невероятной. Но такой же была и бойня. Одюбон привел пример одной такой типичной расправы близ Нового Орлеана весной 1821 года: «Стрелки собрались в местах пролета ржанок группами по 20–50 человек… При приближении стаи стрелки, расположившиеся цепью примерно на равном расстоянии друг от друга, засвистели, подражая призывному зову ржанок; птицы тут же снизились и начали описывать круги, попав под шквальный оружейный огонь. Ружья палили одно за другим с таким успехом, что стая в сотню и более ржанок на моих глазах быстро уменьшалась до пяти-шести птиц… Такая охота продолжалась в течение всего дня, и, покидая на закате шеренгу стрелков, я видел, как они с той же решимостью продолжали убивать птиц, которая владела ими, когда я впервые подошел к ним [до рассвета]. Стрелок, находившийся поблизости от меня, убил 63 дюжины птиц. По моим подсчетам, в поле находилось 200 стрелков и, допуская, что каждый из них убил только 20 дюжин, получалось, что всего за этот день было уничтожено 48 000 золотистых ржанок».

Эдвард Форбуш описывал подобную бойню на острове Нантакет, где в 1840-х годах «двое мужчин убили за один день столько птиц, что наполнили ими на две трети большую опрокидывающуюся повозку [около 1000 птиц]». Через 20 лет, в августе 1863 года, «золотистые ржанки и эскимосские кроншнепы огромными стаями садились на остров, затмевая солнце. Было убито от шести до семи тысяч». К 1890 году популяция золотистой ржанки на восточном побережье была настолько опустошена, что там эта птица уже почти не вызывала интереса у охотников, но в том же году два бостонских оптовика получили с Запада сорок плотно утрамбованных бочек кроншнепов и ржанок, причем ржанок было больше, чем кроншнепов.

Вот как описывал охоту на стаи птиц на острове Лонг-Айленд Роберт Рузвельт в 1860-х годах; «Несколько акров пространства перед нами были буквально усеяны несравненной и долгожданной золотистой ржанкой… их было тысячи три, скученных в плотную массу… С оглушительным шумом они поднимаются в воздух, и тут же их достает залп из наших четырех стволов. И вот уже мы спешим подобрать наши трофеи».

Известный натуралист У. Г. Хадсон [35] Уильям Генри Хадсон, писатель и натуралист (1841–1921). — Прим. перев. встречал золотистую ржанку в Аргентине (где ее называли «чорло») в последней половине XIX столетия. «В сентябре соседние с моим домом равнины заполняли огромные стаи этих птиц… Каждый полдень ржанки посещали [близлежащее] болото, слетаясь туда со всех концов, подобно тому, как сороки в Англии слетаются к месту большой ночевки. В эти дни я седлал своего пони и веселым галопом направлялся к болоту, чтобы полюбоваться великолепным зрелищем. Их гвалт встречал меня задолго до того, как они появлялись в поле моего зрения. Подъехав к болоту, я осаживал мою лошадь и, сидя в седле, с удивлением и восхищением наблюдал за бесчисленной массой птиц, устилавшей болотистую землю сплошным темно-коричневым ковром… который жил, шевелился и звучал, словно море, [или] скорее, словно ветер, пронзительно гудевший в тысячах туго натянутых проводов… Но нет, описать это невозможно, не хватает воображения… [однако] с ростом населения подобные массовые скопления птиц в пампе встречаются все реже и реже. [В мои мальчишеские годы] считанные единицы были владельцами собственных ружей, и, если нужно было добыть «чорло», подросток-гаучо мог убивать их сколько хотел с помощью веревки длиною в ярд со свинцовыми шарами на концах».