Владимир Свинцов - Жизнь собачья и кошачья. Повести и рассказы

Томми, с поджатым хвостом, осторожно прокрался в комнату, косясь на кровать. Тело хозяйки застыло в неподвижности. Томми, неслышно ступая по паласу и опустив вздыбленную шерсть, подошел, тоненько гавкнул:

— Гав! — лай был испуганным. Хозяйка чуть приоткрыла глаза, слезящиеся от боли, и шепнула:

— Томми!

Этого было достаточно для счастья. Томми одним прыжком вскочил на кровать и облизал торопливым, дрожащим от радости языком лицо хозяйки. Они опять вместе! Он и она. Он и она! Как это здорово!

Но хозяйкино тело вновь напряглось и вновь на Томми повеяло смертью. И он, взвыв от отчаяния и страха, бросился к двери, царапая ее когтями.

Нет, у него не было гибкого человеческого ума и ясного понимания происходящего, что часто приписывают своим питомцам люди. Остатки инстинкта от далекого древнего предка подсказывали, что его единственный любимый человек на всем белом свете — хозяйка — находится между жизнью и смертью и ей необходимо помочь.

Один раз так уже случалось, но тогда в комнате находились еще и люди в белых халатах, остро и дурно пахнущие. Сейчас кроме Томми никого не было. Хотя, несмотря на раннее утро, со двора доносились человеческие звуки. И поэтому Томми рвал когтями дерматин двери, чтобы открыть ее, выскочить во двор, звонким лаем привлечь внимание, позвать на помощь. Дверь не поддавалась. Тогда Томми подбежал к окну, вскочил на подоконник, сминая штору. Да, во дворе были люди. Вон девочка, хмурая спросонья, ведет на поводке овчарку из соседнего подъезда.

Томми ударился грудью о стекло, оно выдержало, стояло хотя и прозрачно, но несокрушимо. Томми взвыл от отчаяния. Взвыл так громко, с таким надрывом, что девочка приостановилась, подняла голову и, встретившись с Томми глазами, приветственно взмахнула рукой. Она ничегошеньки не поняла. Овчарка же вздрогнула и, промедлив мгновение, быстро потащила девочку прочь. Овчарки тоже боятся смерти.

Томми соскочил с подоконника и подбежал к кровати. Хозяйка не шевелилась, но дышала. Сердце ее работало трудно, с перебоями. И в унисон ему маленькое собачье сердце то замирало от ужаса, то начинало биться в бешеном ритме.

— Гав?! — Томми просил у хозяйки подсказки, помощи в создавшейся ситуации, хотя в помощи как раз нуждалась она сама. — Гав?!

Он снова заскочил на кровать, снова торопливо и жарко облизал любимое лицо. Молчание и неподвижность хозяйки пугали. Смерть еще не забрала хозяйку, но была рядом.

Опять неподдающаяся когтям дверь, на которой дерматин уже повис клочьями. Опять подоконник…

Во дворе людей прибавилось, они спешили на работу. Наверное, поэтому вой Томми никого не остановил, никто не поднял голову, чтобы взглянуть на окно шестого этажа, где бился о стекло и выл малый пудель коричневого окраса. Люди безучастно шли мимо. Мало ли кто воет, мало ли что взбредет в собачью башку.

Хозяйка застонала, и Томми сорвался с подоконника, зацепившись лапой за тюль занавески. С грохотом упал карниз. Томми испугался и забился под стол, ожидая хозяйского окрика. Нет, она ни разу не ударила его за два года. Журила — да. Покрикивала иной раз… Но ведь не было такого, чтобы он рвал занавески, сбросил со стены карниз… Пусть ругает его хозяйка. Пусть! Только бы встала с кровати и перестала стонать.

Сколько просидел Томми под столом, неизвестно, если бы не телефон. Телефонный звонок тренькнул и зазвенел требовательно, громко. Этот звук пронзил маленькое тело Томми. Он выскочил из-под стола и подбежал к тумбочке, на которой стоял телефонный аппарат. Именно через его трубку хозяйка поддерживала связь со своими знакомыми и друзьями. Не раз и не два подносила она трубку к уху Томми, и он, косясь глазом от непонимания, слышал знакомые голоса тех людей, что бывали у них в гостях, громко разговаривали и смеялись здесь, вот в этой комнате.

«Дзинь! Дзинь! Дзинь!» — надрывался телефон.

— Гав! Гав! Гав! — лаял у тумбочки Томми. Может быть, он надеялся, что его лай услышат люди так же, как он слышал их в трубку.

Наконец телефон смолк. Замолчал и Томми. Хозяйка застонала громко и как-то странно всхлипнула. Томми заскочил на кровать и быстро слизал холодный липкий пот с ее лица. Он чувствовал, что сердце хозяйки на пределе, что оно вот-вот остановится, а тут опять этот телефон… Он зазвонил снова — длинно, громко. И Томми не выдержал, рыча, подбежал к тумбочке и рванул скрученный спиралью черный провод вниз. Трубка соскочила с аппарата и повисла, чуть касаясь пола. И из трубки вдруг донесся знакомый голос подруги хозяйки: