Аллан Эккерт: Йоулер

Хвост кота зашевелился, и глубокое мягкое подвывание вылилось из его горла, но котёнок, видимо, не слышал его. Он громко мяукнул, но маленькая кошечка не обращала внимания на звук. Очень заинтересованный этим, кот огляделся, но не увидел поблизости никакого другого существа. Он подошёл к котёнку, не делая попытки ступать бесшумно, и, когда тронул носом её спину, она подпрыгнула, как от удара. Кошечка припала к земле, шипя от страха, широко расставив лапки и выгнув спину. Потом с жалобным криком она подбежала к нему и потёрлась о его лапы, почти тотчас замурлыкала и потом улеглась как раз между его передними лапами. Когда два зверя смотрели друг на друга, завопила сойка. Уши кота инстинктивно отозвались на звук. Кошечка никак не реагировала. Она была глуха.

Слабое дуновение ветра донесло до кота новые запахи. С чуть вздыбившейся шерстью он направился к поваленному дереву и заглянул в дупло. Там лежали останки раздавленных котят и большой рыси.

Кот отбежал от дерева, сбивая с ног кошечку, бегущую за ним. Она, очевидно, думала, что кот играет с нею. Отступив на несколько шагов, она потом припала передней частью туловища к земле, а заднюю задрала, поводя взад-вперёд обрубочком-хвостом.

Когда кот снова попытался уйти, она пошла за ним. Он слегка зарычал на неё, но звуки не достигали её ушей, и обнажённые зубы не испугали её. Он внезапно повернулся и побежал сквозь густой кустарник. Пробежав футов пятьдесят, он остановился и прислушался. Он услышал, как котёнок пробивает себе путь за ним, жалобно мяуча. Он вернулся к маленькой кошечке и низко склонился над ней. Тотчас плач сменился едва слышным мурлыканьем, в то время как она туловищем тёрлась о его голову.

Помедлив, но все с большей уверенностью, кот лизнул её, и теперь, впервые более чем за год, его собственная грудь чуть дрожала от урчащего мурлыканья.

Меньше чем в миле вниз по Змеиной Реке — поиски заняли у них почти четыре часа — кот нашёл пещеру для логова у основания большой скалы. Его чуткий нос подсказал, что это была медвежья берлога. Успокоенный тем, что берлога покинута довольно давно, с момента зимней спячки, кот взял котёнка за загривок и внёс в логово.

Шерсть кошечки была покрыта слоем грязи, он умыл её своим языком. Она усложняла работу тем, что лупила его по носу лапками, но он не обращал на это внимания. Он был с ней в логове до темноты, когда, уставшая от долгого перехода, она крепко заснула, свернувшись совсем рядом с ним.

Ещё на пути к своему новому жилищу кот поймал трех мышей и положил их перед кошечкой. Она ела с особенным удовольствием, но было видно, что её не так давно оторвали от материнской груди. Он всю добычу отдал ей, так что теперь был голоден. Он встал и выбрался из логова. Котёнок не проснулся.

Охота была удачной. Почти рядом со скалой он поймал кролика и трех полёвок. Насытившись, он направился к логову. Котёнок ещё спал, когда он забрался внутрь и улёгся рядом. Она время от времени просыпалась, тогда он лизал её, она теснее прижималась к нему и продолжала спать.

Весна и лето прошли быстро для странной пары. Это время особенно много радости принесло коту. Впервые в его жизни другое существо зависело от него, и он воспитывал удочерённую кошечку с такой же сильной привязанностью и самозабвением, как если бы это было его собственное потомство. Он охотился для неё и не раз оставался даже голодным.

Очень быстро он научил её основам охотничьего искусства, но у него были сложности, потому что она была совершенно глуха, без сомнения, в результате удара молнии, который унёс жизни её родных. Но её глухота, казалось, обострила зрение и обоняние. Она научилась ложиться с подветренной стороны, так, чтобы уловить запах неслышного врага и приготовиться. Она смотрела на своего учителя-кота и научилась понимать, что от неё требуется в охоте.

К концу октября молодая рысь была выше кота, хотя и не так тяжела. Она была очень красивым зверем, с изящным, гибким телом, покрытым светло-жёлтой шерстью, с бархатистыми коричневыми подпалинами. Её четырехдюймовый с чёрным кончиком хвост был короче, чем у кота, но кисточки ушей выдавались значительно дальше, а бачки на щеках придавали ей смехотворно серьёзное выражение. Лапы были раза в полтора шире, чем у кота. Глаза рыси отсвечивали жёлто-оранжевым.

Больше полугода они жили вместе, и ни разу за это время странный позыв не заставлял кота поднимать голову на север и принюхиваться к чему-то, к какому-то неясному и ускользающему запаху. Казалось даже, что в молодой рыси он нашёл то, что так неотступно гнало его в путь.