Аскольд Якубовский: Возвращение Цезаря (Повести и рассказы)

Окатов скалился, будто смеялся. Вот только глаза его были тоскливы. «Черт с ним, с психом, — думал Румпель. — Кончим дело, и сбегу, и дружить перестану!»

Половинками кирпичей они стали добивать Белого пса. Вдруг Румпель вскрикнул и схватился за голову. Окатов повернулся — на них шли с камнями в руках мальчишки, человек десять. Одолели-таки забор.

Они были хитрые: шли россыпью и кидались издалека, с ловкостью окраинных мальчишек. Первый их залп попал в цель и второй, третий…

Окатов орал на них, Румпель отступал к воротам с достоинством почти взрослого человека. Пока убирали доску и открывали ворота, в них летели и летели камни.

Выскочив за ворота, Окатов припал к щели, чтобы разглядеть и запомнить детские рожицы.

— Проклятые микробы, — ворчал он. — Ничего, еще наплачутся!

— Пошли, — торопил его Румпель.

— А пятерку все равно отдашь, лениво бил, — не отрываясь от щели, сказал Окатов.

Неслышно подошел сторож из магазина, со свертком под мышкой. Он взял Окатова за плечо.

— Ты чего? — спросил он. — Чего не видал?

— Попрошу не распускать лапы!

Окатов дернул плечом и глядел на него сверху — он и Румпель были выше старика на две головы. Тот изумился — молодые, а такие длинные. Аж прогибаются. Совсем другое племя.

— Что делаешь, спрашиваю?…

Окатов быстро пошел. А из ворот бежали ребятишки. Они гнались за Окатовым и Румпелем, крича и грозясь. Возле домика розовой окраски остановились и зашумели между собой.

— Гнаться будем! — кричали одни.

— Доктора надо, доктора, — настаивали другие.

Окатов пошел быстрее: он знал, в домике этом живет врач. Он заседает в школьном родительском комитете. Это неприятно вежливый тип, но едкий, будто кислота. Хотя его фамилия Розов.

Малявки шли к нему.

— Теперь наплачемся, — уныло сказал Румпель.

…И такая была удача ребят — доктор возился в огороде. С корзиной ходил от одного помидорного куста к другому. Он брал буреющие плоды, намереваясь держать их до красной спелости дома.

Но ввалились ребятишки, просили идти к собаке. Доктор не сразу понял их. Поняв, он поставил корзину и пошел.

У доктора была одышка, шел он медленно. Хотя дышал так, будто все время бежал.

— Камнями… били?… — спрашивал он.

— Половинками, дяденька, половинками!

— Ах… паразиты… ах… разбойники…

— Они в нашей школе учатся!

— Вы… мне их… покажите…

Пришли. Белый пес лежал в кирпичной красной пыли, и лапы его мелко дрожали. Вокруг топтались оставшиеся ребятишки. Стоял, наклонясь, сторож.

— Он весь хрустит! — закричали мальчишки. — Будто с самолета упал!

— И я не узнаю собаку! — сокрушался сторож. — А ведь кормил вчера.

— Ах, негодяи, ах, паршивцы! — твердил врач.

Он присел над собакой и ощупал ее. Та покряхтывала, когда длинные, тонкие пальцы врача пробегали по телу, задевая одно, нажимая другое место.

Врач хмурился — пес был изломан. Расколот гребень лопатки, сломаны ребра. Плюсны раздроблены, их гипсом не соберешь.

Практически эта собака жестоко и подло убита.

Перебиты, сломаны обе челюсти: будто пес побывал в молотилке.

«Усыпить его? — тоскливо думал врач. — Дать морфия, чтобы отошел без мучений. Лучше бы спасти, это был бы великий урок ребятам. Да нет, не спасти, где там».

— Несем его ко мне! — велел он и носовым платком вытер руки. — В чем бы его унести?

— Возьмите носилки, — предложил сторож.

Ребята схватили тяжелые носилки — в них рабочие носили бетонный раствор для различных мелких работ. Подняли собаку — доктор пошел впереди, а ребята (человек десять) сзади и с боков поддерживали носилки.

…В дом они внесли собаку на руках. Положили на пол. Доктор шепнул жене — и та увела ребят.

Он стал возиться со шприцем и долго перебирал ампулы — не находил морфий. Нашел.

— Все же легче тебе будет, старина, уверяю.

И — уколол. Пес трудно дышал, засыпая. Доктор же позвонил приятелю.

— Мне бы Ивана Васильевича, — сказал он в трубку. — Да, да, это я. Слушай, есть пациент, на нем сможешь опробовать препарат. Да, множественные переломы… Не человек, собака! Ставь опыт! Она… безнадежна для обычных методов. Что?… Да, уверен, прекрасная возможность опробовать клей! Но требую это делать под полной анестезией. Пес намучился, его били хулиганы. Я думаю, и сердце у него неважное.

Минут через пятнадцать к дому бойко подбежал голубой «Москвич». Из него вылез бородатый толстый человек. Доктор встретил его на крыльце, пожал руку.

— Входи!