Аскольд Якубовский - Возвращение Цезаря (Повести и рассказы)

Доски весело сгорели, оставив красные угли. К ним подошел и сел, греясь, Белый пес, подобралась Стрелка.

Сторож говорил о чем-то сам с собой. Стрелке это не понравилось, и она убежала. Однако следующая ее ночь была тоскливой. Она завыла из трубы и напугалась своего голоса. Тогда ушла на стройку: там, в теплой еще золе прогоревшего костра, спал Белый пес. Стрелка прилегла рядом и тоже заснула.

С тех пор она стала приходить на стройку — днем. А ночью больше не приходила: нашла деревянный гаражик с автомашиной и спала в нем. Охраняла — так сама решила. Хозяин машины прикармливал ее: приносил теплый суп в большой алюминиевой миске.

Суп был густой, вкусный, с покрошенным мясом, иногда со сметаной или молоком. И постель хозяин дал хорошую: старое зимнее пальто.

Кормить-то он Стрелку кормил, но домой не брал… Быть может, она и прижилась бы в конце концов, но однажды Стрелка гуляла, и за ней погнались собачники. Огромные и страшные, они размахивали круглыми сетями. Пришлось убежать на стройку. Здесь было тихо. Сторож куда-то ушел. По кромке котлована брел пес, когда-то бывший белым. На кирпичах сидели двое. Они пили водку и ели колбасу. Приметив собак, засвистели им.

Белый пес привык к такому обращению — он заковылял к позвавшим. Он шел так уверенно, что и Стрелка побрела следом.

Им дали конскую вкусную колбасу с белыми кусочками сала: такой Стрелка еще не ела. Парни смеялись над собаками, их широкие лица были красные, улыбчатые, веселые. Глаза блестели.

Они переговаривались между собой.

— Откуда берутся эти собаки? — спрашивал один.

— Ходят, заразу по городу носят. Надо бы их поймать, — говорил другой.

— Не дело это, — возразил первый. — Ловить несчастных. Ты им помоги!

— А если взбесятся? А?

— Врешь!

— Сорок уколов в брюхо хочешь? Чего болтать, схватим.

Схватили. Нашлась и веревка: собак привязали к забору. Парни ушли, решив позвонить в трест очистки из ближайшего автомата. Чтобы приехали и взяли собак.

Привязанный Белый пес лег и задремал. Он верил — если привязали, то и отвяжут, надо ждать. Старый хозяин тоже привязывал его — к ножке стола, когда они бывали в гостях. Чтобы он не обижал хозяйских кошек.

Стрелка, ощутив веревку, стала рваться. Но петля стянула ей горло. Собака опомнилась. Она повернулась, припала на бок и стала жевать веревку.

Это была крепкая, выпачканная в машинном масле веревка, но собака грызла и грызла ее.

Веселые парии не нашли двух копеек и не позвонили в трест очистки. И собаки дождались бы сторожа, тот отвязал бы и успокоил их. Но в строительный двор заглянули Володька Румпель и Окатов.

Увидели собак.

— Алло, собратья! Это вы нас выводили в люди? — сказал Окатов. Подобрав камень, он метнул его в Стрелку: та завизжала. Окатов швырнул другой камень в Белого пса — тот взревел и поднялся.

Теперь у забора выли и метались на веревках две собаки. Окатов прикрыл ворота и, подперев их доской, пошел набирать камни.

— Расстреляем их? А? — говорил он Румпелю. — Я, быть может, не захотел бы, а они меня взяли да и вывели.

— Не надо.

— Тогда гони пятерку.

И Окатов глядел на Румпеля тем взглядом, которого (он хорошо знал это) все боялись. «Треснет меня кирпичом», — подумал тот и согласился.

— Сразу бы так! Кого на себя берешь?

— Рыжую, она смешнее.

Окатов сложил камни, осколки битых кирпичей — аккуратной горкой. Его охватывала злоба. С ним бывало такое в школьной возне, в шутливых драках. Тогда он бился сильно, беспощадно. Сейчас было ему и жутко, и стыдно, и хотелось кричать: «А все же я это сделаю!» Но кричать не стоило. И нужно поспешить, того и гляди, сторож вернется на стройку.

— Темп!

Они взяли по камню и швырнули, Окатов в Белого пса, Румпель в Стрелку.

Кидали близко, промахнуться невозможно.

Металась Стрелка, то и дело взревывал старик пес. Окатов видел: перед ним вертелось белое, оно расплывалось в глазах, его хотелось бить-бить-бить… Убить и — посмотреть.

Румпель кидал в Стрелку — камнем в бок, камнем в лапу, в заднюю, в переднюю. С забора им кричали пацаны:

— Эй! Что делаете! Мы скажем!

Вдруг Стрелка рванулась. Сильно! Надкушенная веревка лопнула, и собака бросилась на Окатова так неожиданно, что тот упал. Она рванула его зубами и унеслась к забору, в щель.

— Ты мне заплатишь за это, псина, — оказал Окатов, поднимаясь. Он вытер платком укушенную руку и пошел за кирпичными половинками.

— Да брось ты, — просил его Румпель.

— В тебя?