Жак-Ив Кусто - «Калипсо» и кораллы

Отловленных рыб помещаем в шарообразный аквариум, в котором их можно транспортировать и под водой, и на борту «Калипсо». Из шаровидного аквариума вода не выплеснется даже в сильную качку.

В этот раз нам удалось собрать очень редкие образцы. На квадратном метре грунта водились рыбы, за которых любители заплатили бы огромные деньги. Яркая окраска, великолепные узоры: золотом по синему всевозможные пятна, клетки, полосы…

При сборе образцов я обратил внимание на один парадокс. Наши пластиковые шары были аквариумами внутри большого природного аквариума, образованного коралловым рифом.

Прозрачные, они невидимы в воде; даже вблизи кажется, что рыбы находятся на воле. Впрочем, отличить их нетрудно: просыпаясь, они двигаются не так, как их вольные сородичи, а то и вовсе застывают на месте — ведь их со всех сторон окружают стенки. Другие рыбы тотчас обращают на это внимание и подходят выяснить, в чем дело.

А вот и хищники… Первая реакция — любопытство. Но разобрав, что рыбы внутри шара охвачены паникой, они идут в атаку.

Один групер долго раздумывал, как добраться до рыб, заточенных в аквариуме. Он приметил что-то необычное в их поведении, а это, как я давно заметил, в царстве кораллов равносильно смертному приговору. Стоит какой-то рыбе выдать своим поведением, что она попала в беду, как она пропала. Вот и наши образцы, как говорится, своей беспомощностью напрашивались на то, чтобы их покарали. И наш групер боднул шар с такой силой, что на секунду был оглушен. Разъяренный зрелищем недосягаемой пищи, он снова и снова повторял атаки, бодал пластиковый шар, пока не ухитрился сшибить его с выступа, на котором он покоился. На этом сольный волейбол не кончился, групер гонял шар щ><���грунту, покуда мы не вмешались и не переправили наши образцы на «Калипсо». Лишь после этого на рифе восстановился мир.

Вечером состоялся очередной этап нашей нескончаемой дискуссии о груперах. Мнение Раймона Коля, как и мое, меняется смотря по обстоятельствам и последним событиям. И мы с ним до сих пор так и не пришли к окончательному выводу о смышлености и нравах групера;

— Конечно, — говорил Раймон, — его, похоже, легче приручить, чем любую другую рыбу. Он ходит за вами, словно пес. И в то же время груперы могут быть страшно коварными. Сегодня за мной один ходил так настойчиво, что я решил его погладить. А он вдруг атаковал меня. Конечно, может быть так, что мы в эту минуту заплыли на его территорию. Второй случай: групер медленно-медленно идет мне навстречу, и я так же медленно иду к нему. Останавливаюсь, он по-прежнему идет ко мне, но ускоряет ход, и я уже вижу, что он атакует. Инстинктивно заслоняю лицо рукой, он хватает челюстями мой локоть и не выпускает. В конце концов мне удалось вырваться, но он повредил мой гидрокостюм и поцарапал мне кожу.

Фредерик Дюма тоже подвергался атакам груперов. И я знаю еще примеры. Но вообще-то груперы — миролюбивые создания. Правда, групер Раймона Коля и на следующий день бросался на аквалангистов и норовил их укусить. Но теперь мы были начеку и обращались с ним, как со злой собакой. Возможно, у этого групера просто-напросто остались неприятные воспоминания о каких-нибудь других подводниках, которые побывали тут до нас.

— Вообще, — говорит Фалько, — я знаю только двух рыб, способных, как говорится, привязаться к человеку, иногда даже очень сильно. Одна — групер, вторая — спинорог.

Коль — он склонен приписывать рыбам человеческие недостатки и достоинства — вступает:

— Спинороги симпатичные, но положиться на них нельзя. Всем известно, что их любимый корм — мясе тридакны. Ну, вот, открываю я тридакну и предлагаю мясо спинорогу, а он меня хвать за палец. Мне кажется, что качество — коварство — объединяет групера и спинорога. А в другой раз мы с Делемоттом проплывали мимо спинорогов, которые вентилировали икру. Мы даже не смотрели на них, так нет же — сорвались с места и атаковали нас.

После этого рассказа мы подумали, что было бы интересно снять, как спинорог нападает на подводника. Однако эпизод не удался— вернее, чересчур удался: Делемотт был изрядно покусан. Поэтому для дубля мы надежно обмотали ему руки бинтами.

У вас может сложиться впечатление, что спинорог — грозный противник. Верное впечатление. Но не забудьте, что длина этого «чудовища» всего сорок — пятьдесят сантиметров, и он ярко окрашен. Свирепость спинорога оправдывается средой обитания. В царстве кораллов малейший признак слабости равносилен смерти. Особи и виды, которые обращаются в бегство, вместо того чтобы давать отпор, обречены. Слабого, беззащитного быстро съедают. Вот почему морские животные нередко способны на отвагу и героизм, который человеку может показаться нелепым. Спинороги особенно вспыльчивы, когда дозревает их икра. Самка охраняет гнездо и дает отпор всем чужакам, независимо от их величины, включая, аквалангистов. И проявляет при этом такое пренебрежение к собственной сохранности, что на суше сразу и не подберешь близкого примера. Инстинкт продолжения рода берет верх над страхом смерти, и мамаша спинорог будет упорно атаковать, даже когда очевидно, что она обрекает себя на погибель. Конечно, отвага спинорога диктуется не героическими качествами души, а законами экологического равновесия на рифе. Несмотря на бдительную охрану, лишь немногие мальки спинорогов достигают зрелого возраста. Ровно столько, сколько риф может прокормить.