Array Array - Планета–тайга - Я живу в заонежской тайге. В медвежьем краю

В этот раз медведица поступила иначе — она покинула свой дом и вместе с раненым медвежонком ушла подальше, оставив право вершить правосудие мне.

Выслушав нехитрый рассказ о бездумном выстреле жестокого человека и вспомнив только что упомянутые имена медведей — моих соседей, вы вправе задать мне вопрос–обвинение: как же так, почему раньше, когда медведи помогали тебе утверждаться в твоих предположениях, ты скрывал их имена и почему сейчас, когда животные стали достоянием повести, ты так смело приводишь координаты своих друзей?

Я могу назвать и более точные данные, могу привести время выхода того или иного медведя на тропу сухого или дождливого дня — такие тропы у медведей есть, могу назвать даже места медвежьих лежек — и я все‑таки не совершу преступления — моих медведей около нашей лес–ной деревушки уже нет. И нет только потому, что в самой деревушке люди больше не живут.

Давно ушел на новое место жительства, поближе к другим людям, Мой Мишка, ушел и Лесник, уплелся даже Дурной медведь, Дольше всех оставался на своем месте Хозяин. И секрет подобного переселения только в том, что в лесу медведь и порядочный человек всегда были неплохими соседями. В таком соседстве медведь преследует один интерес: рядом с человеком — вырубки, ягодники, поляны с муравейниками, овсы. А что делать животному в сырой еловой тайге? Правда, там тоже живут «лесные хозяева», но живут свободней, и эта свобода обусловлена прежде всего бедностью кормовых запасов.

Медведи начали разбредаться из наших мест уже к концу лета 1966 года. Провожать их было по–человечески тяжело. Они уходили, разумеется, не прощаясь. Я бродил по знакомым тропам, никого не встречал и с грустью вспоминал начало своих медвежьих походов. Вспоминал первую встречу с Лесником у Верхнего озера, вспоминал его глубокие внимательные глаза и свою робкую скованность при этой встрече, вспоминал и ту Главную дорогу людей, где встречал меня Хозяин и где я все‑таки убедился в добродушии медведицы–матери.

Добродушие, покладистость медведя — это и были те самые черты животного, которые позволили людям относительно просто жить рядом с серьезным зверем… Мирный характер бурого хозяина предстал передо мной еще в начале пути. Я надолго запомнил слова человека, который рассказывал мне о медведях: «Встретишь и, если в глаза ему посмотришь, — плохого не думай… поймет он, что зла не таишь». Эти слова стали для меня символическим ключом. Моя вера еще более окрепла после многих и порой ярко противоречивых рассказов о лесном хозяине, которые встретили меня в нашей деревушке.

От Петра я слышал почтение к медведю, осторожность в обращении с его именем. Эти осторожность и почтение к медведю были у Петра сродни обращению с телушками — и тут и там Петр Мушаров оставался мягким, внимательным человеком.

Васька Герасимов резал проще, переводя все в выстрелы, осечки, премии и мясо. И только напоминание о медвежьей мести иногда останавливало не в меру заготовительный темперамент охотника. Нет, Василий не боялся, но знал, что стрелять надо близко, чтобы «стрелить враз». За этим «стрелить враз» покоилось многое: отжившие берлоги, бывшие медведи, медведицы с медвежатами… Приходилось порой и убегать. Убегать успевал — видел по нему. Рассказы растут, лепятся, как снежный ком, потом ком тает, и остаются картины тупого глумления и просто убийства…

…Трех тогда привезли. Медведица была — с нее и начали. Стреляли — ревет, и в кусты. Медвежата в елку ползут. Их стрелили — не падают…

А потом еще и еще раз, как окончились пулевые патроны, как Васька с братом Николой расстреляли в упор дробовыми зарядами двух медвежат, как мать бросалась из кустов, только пугала, тяжело раненная не лезла в драку, и как люди ничего не поняли и ради премии расстреляли и ее… «давали премию». Петр молчит. Молчанием подтверждает правду, а иногда тоже говорит об овсах и раненом звере…

— А на человека раненый идет?

— Не помню такого. Вот на Черепове стрелили, заранили только — он и ушел в выломок.

— А на овсах близко подходит?

— Другой раз и к тебе подкатит. Мы же лабазы не строим, с земли ждем, сидишь в борозде и ждешь…

Что это? Отвага? Вера в ружье? Или другое — убеждение, что зверь мирный и всегда уходит, даже сильно раненный, если не мешают уйти? Откуда это?

— А скот у вас медведь драл?

— Не бывало вроде…

— А мужиков ломал?

— Этого зазря нет. Да уходит он…

— Не бывало вроде, этого нет…