Array Array - Планета–тайга - Я живу в заонежской тайге. В медвежьем краю

А если другой человек, с другими мыслями пойдет к стаду, пойдет, не уяснив себе, что пастуху нельзя быть жестоким, нельзя попусту ломать деревья, колотить скот и отвлекаться за другим делом, будь то ягоды, грибы рыжики или кокетливые красавицы? Наверное, для такого человека и существуют статьи отпуска, существуют обязанности и ограничения, без соблюдения которых человек не имеет права брать на себя ответственность за тех коровушек, которых доверили пастуху жители деревни. Ну, а если у человека все‑таки нет совести, если он может нарушить отпуск и своим невниманием принести людям беду, как тогда? Тогда уже сам леший, что бродит где‑то рядом, должен сказать свое слово. Но в хорошей деревне не положено нести сор за огород и идти на пересуд к каждому лешему — и негодного пастуха, халюзу, рассчитывают сами.

Телушки совсем близко подошли к станку, обступили меня, собак и, наверное, уже ждут, когда я поднимусь и пойду в деревню… Стадо возвращается домой чуть усталым, сытым шагом. Немного упрямится бык. Бык злой. Он рос не здесь. И где‑то там, в другом месте, не очень мирный человек обучил его злости. Пока мы обходим быка стороной, но с каждым днем расстояние между животным и людьми сокращается. Бык давно уже не ворошил наши станки, не бросался на пастухов, присевших у костра. Да совсем и не страшно, если он даже бросится, — у быка в ноздрях кольцо, по кольцу можно ударить батожком, и бык остановится, а уж в крайнем случае можно ухватиться за кольцо руками. Но зачем пускать в ход палку? Скоро бык успокоится сам, совсем перестанет припадать перед нами на колено и упрямо рыть землю крутым рогом…

Начав предыдущий рассказ, я очень хотел посвятить его только животным, хотел вспомнить тех коров, которые по–своему не забыли дикие времена, хотел рассказать о лошадях, что заявлялись в деревню не чаще одного раза в неделю. Я находил следы этих вольных животных и с удивлением узнавал, что наши кони ведут в лесу жизнь, близкую к жизни лосей. Они давно проложили по тайге свои тропы, устроили свои дикие водопои и не раз пугали меня неожиданной встречей у лесного озера. Подойти в лесу к такой лошади, а тем более поймать ее было неразумной затеей.

Но деяния наших коней не ограничивались лесными походами. Порой поступки этих животных ставили в такой тупик, выбраться из которого удавалось не сразу… Первым меня поразил Демон, пожилой конь вороной масти… Дикая, развевающаяся грива, надменный взгляд, взбалмошный характер и добровольно взятые на себя обязанности пастуха… Демон действительно пас наших телушек. По утрам он возвращался из лесного похода и встречал стадо на выпасе. Под его надзором телушкам приходилось туго. Малейшее непослушание вызывало незамедлительное наказание. У Демона, разумеется, не было кнута, и он пользовался для обуздания подопечных своими крепкими зубами, по которым не так уж редко выбирали когда‑то хорошего коня…

Я сказал «когда‑то», вспомнив те времена, когда лошадь была в деревне единственной тягловой силой. И это «когда‑то» приводило меня к интересной догадке. Догадка, вызванная воспоминаниями все тех же стариков, говорила мне, что лошадь выбирали не только по зубам. У лошади был еще и норов, или в переводе на наши понятия — характер. Характеры у коней могли быть самые разные. И это многообразие лошадиных норовов рядом с незаурядными способностями или, робко произнося, умом, ставило лошадей не на последнюю ступень среди прочих домашних животных. О лошадях и сейчас рассказывают настоящие легенды: лошадь понимала хозяина, знала его настроение, желания, могла грустить, тяжело переживать разлуку с ним, находить его и даже спасать от беды… Собирать по лесным деревушкам рассказы о лошадях сейчас уже трудно, но даже сам факт существования таких рассказов, наверное, заслуживает внимания…

Я не хочу сравнивать несравнимые вещи, не хочу отдавать пальму первенства в деле глубокого изучения высококалорийных кормов простому, заурядному пастуху, но пастух был и есть, и этот пастух умел подчас выжимать с отведенных выпасов все наличные калории. Но только калориями дело никогда не обходилось. Коровка могла усиленно питаться, но по той или иной причине вдруг отказаться выдать причитающееся с нее молочко. И вот тут‑то хозяйка и пускалась в долгий, но обычный путь изыскания тех причин, которые подвели Пестроньку ведра с молоком… Хозяйка вставала на путь зоопсихолог и порой совершала настоящие открытия.