Array Array - Фасциатус (Ястребиный орел и другие)

Хватало и прочих наблюдений. Я впервые оказался за границей, и хотя внешний антураж окружающих гор благодаря мое­му туркменскому опыту не поражал чем‑то абсолютно незнакомым, специфика загранки и особой военной обстановки сказыва­лась во всем. Например, в том, что даже в Афганистане я увидел и узнал о внешнем мире многое, чего не знал и не видел дома. Или в том, что к автоматам наших солдат всегда были пристегнуты спаренные магазины, смотанные пла­стырем или изолен­той. Я такого раньше никогда не видел ни по телевизору, нигде; не было тогда еще ни Чечни, ни прочих плодов ельцинской демократии… И это был Афганистан ― тре­тий из главных регионов легендарного Хорасана…

Парадоксальным образом связь с фасциатусом в Кабуле не только не прервалась, но даже стала крепче. С руководи­телем проекта, моим коллегой по кафедре, Влади­миром Володиным (немаловажно В ведущим специалистом в стране по хищным пти­цам), мы лишь за высокими стенами нашего посольства и под его усиленной охраной позволяли себе рос­кошь посидеть часок с биноклями в зарастающем парке, наблю­дая птиц.

«10 июня…. Гнездящиеся в парке советского посольства сорокопуты упорно игно­рируют войну, легкомысленно занима­ясь своими семейными делами, словно ничего вокруг и не происходит. Выясняя отношения, подергивают себе франтова­тыми рыжи­ми хвостами. Мы же с Володиным, на фоне осадной кабульской жизни, наслаждаем­ся урываемыми минутами наблюдений за птицами с особым упоением.

Пройдя автоматчиков у входа, можно расслабиться, даже, где‑нибудь подальше от дорожек, незаметно развалиться на зеленой травке под акацией, сквозь ажурную листву которой просвечивает серое от жары, безоблачное хорасанское небо…

«В Хороссане есть такие двери, где обсыпан розами порог. Там живет задумчивая пери. В Хороссане есть такие двери, но открыть те двери я не мог…»

Цветов в посольстве полно, поистине райские кущи. Эдем за трехметровой стеной с охраной у ворот. Все поливается, поэтому заросли и буйство жизни ― как в джун­глях. Вон сорокопут, сидя на сухой ветке, ловит, слетая в траву, четвертую огромную сочную гусеницу подряд. Лафа.

Пошастать бы по горам, посмотреть, как там орлы, и вообще. Зарудный сто лет на­зад в этих краях фасциатусов встре­чал постоянно. Интересно, какая популяция здесь сейчас?

Сэр Володин, кстати, поработав в полусотне стран по всему свету и птиц насмот­ревшись всяких, за историей ястребино­го орла следит по моим рассказам с особым вниманием, выделяя эту птицу даже на престижном фоне прочих хищников.

Порой, минуя охранника с автоматом, я прихожу в володинский ооновский офис выпить кофе. Здороваюсь с Наби, его элегантным секретарем ― высоким крепким афганцем западного склада, проработавшим десять лет в Штатах (интересно, шпио­нит он за нами или нет?), вслепую печатающим на английском и на дари, иронически улыбающимся на наши шутки и остроты, но никогда не присоединяющимся к нефор­мальным разговорам «белых боссов».

Подчеркнуто дружелюбно киваю ханумке средних лет, неподвижно сидящей в углу на стуле со стеклянным взглядом, каждый раз судорожно скукоживающейся от моих приветствий.

― Привет! Кофе будешь? ― Володин не прочь оторваться от своих бумаг по по­воду моего прихода.

― Буду. ― Вообще‑то я кофе не жаловал до приезда сюда, но уже научился пить его в любое время дня на ооновских тусовках.