Юрий Иванов - Сестра морского льва

— Волк! Во-олк! — донесся голос Альки.

В одном ситцевом платье, уже промокшем и облепившем тело, с винчестером в руках и почему-то босиком, она бежала навстречу. Обгоняя ее, катился с лаем Бич.

— Что с тобой? Я так и знала, я так и... Нога, да?..

— Отчего ты босиком? — спросил Волков и попытался улыбнуться.

Ахнув, девочка подхватила его, и он, отбросив доску, на которую опирался, запрыгал, обняв ее за плечи.

— Ты прости меня, прости! Заигралась я, курточку куколке начала шить. А потом ка-ак вскочу... Сбросила ботинки, чтобы легче, да ка-ак побегу! Нога?

— Вывихнул, кажется.

— А почему лицо покарябано? Ты что, со скалы рухнул, да?

Ну вот и дом. Волков сел на топчан, Алька, встав на колени, попыталась снять сапог с больной ноги, но где там. Схватив нож, девочка располосовала голенище и ощупала распухшую ступню: лицо Волкова покрылось капельками пота. Вцепившись руками в край топчана, он сказал:

— Возьмись-ка за ступню двумя руками... и дергай, посильнее только.

— Не смогу, — прошептала Алька. — Будет очень больно.

— Да вывих же это... пустяк. Ну давай... Только резко и сильно!

Он закрыл глаза, и Алька что было сил рванула ногу. От боли Волков весь изогнулся и повалился на спину.

— Да ты же мне... чуть ногу не оторвала... — простонал он.

— Все уже, все! Теперь нога уже совсем на месте, даже видно! — торопливо и радостно заговорила девочка. — Сейчас я ее туго забинтую. И выпить тебе надо немного. Чтоб не простыл.

Она помогла Волкову раздеться. Через несколько минут, испытывая блаженство во всем теле, он лежал и чувствовал, как боль становилась слабее, она уже не была острой, нестерпимой, а ноющей, отступающей. Сейчас он немножко полежит и встанет.

— Ну-ка поверни ко мне лицо, — командовала Алька. — Ух сейчас и зажжет, ужас... Но я подую. Терпи, терпи!

Остро запахло йодом. Протерев ему лицо мокрым полотенцем, она начала смазывать порезы.

— Ого, а у тебя жар, — озабоченно сказала она, прижав к его лбу холодную ладошку. — Да ты же весь пылаешь! Но это ничего. Я тебя сейчас травами... Вот сделаю настой, и... А что ты на меня так странно глядишь?

Он промолчал, просто ему были приятны ее волнения и заботы, но объяснить все это девочке не так-то легко... Алька отошла к печке, загремела чайником. «Уо-ох! Уо-оо-ох!» — тоскливо прокричал Черномордый под самым окном дома, и Бич, он валялся возле печки, подняв голову, заворчал, а потом вздохнул, представив себе, наверно, как же сейчас скверно на улице.

Ветер зверел. Он налетал на дом, толкался в стены, выл на чердаке, сотрясал оконный переплет, и Волков, прислушиваясь к непогоде, представлял, как по раскисшей тропинке, скользя по грязи, спотыкаясь о плохо видимые в темноте камни, спешит к дому Лена. Она же обещала прийти, и ему почему-то казалось, что она придет именно сегодня. Да-да... Надо отправиться ей навстречу... Что же он тут разлегся?

— Алька, зажги быстрее лампу, — сказал он, поднимаясь с постели. — И дай-ка мне свитер. Я пойду... Она может сбиться с пути.

— Ну вот еще! Ну зачем ты встаешь? Лена? Никогда она не сбивается с пути.

Он все же встал. Хватаясь за стены, прошелся по дому и, прижавшись лицом к стеклу, поглядел в темноту: дождь хлестал, молотил в стены... А ветер-то, ветер... Алька зажгла лампу, поставила на стол, принесла из прихожей пучки травы, стала разбирать их, и в доме запахло терпко и горьковато.

Бич вдруг встрепенулся и с радостным лаем ринулся к двери. Послышались торопливые шаги, прыгая на одной ноге, Волков добрался до печки, сел на китовый позвонок и уставился на дверь. Ветер... Дождь... Показалось, что ли? Дверь распахнулась, и вошла Лена.

— Ой, ты вся-вся мокрая! — крикнула Алька, бросаясь к ней. — Пойдем, я тебя скорее переодену.

— А я иду-иду... Тьмища, ну ничего не видно, — сказала Лена, заглядывая через плечо девочки на Волкова. — И вдруг огонек вспыхнул! Валера, что это с тобой? У тебя все лицо... Это они, да?

— Не имеет значения, — ответил Волков, подбрасывая дров в печку.

— Еле-еле пришел... И весь израненный. И лицо и нога... — послышался тихий голос Альки. За перегородкой зашуршала одежда. — На вот держи рубашечку...

— ...вдруг я почувствовала, что мне очень нужно пойти к вам. Будто что-то меня в сердце толкнуло... — сказала Лена, и Волков, услышав ее голос, подумал, что это она говорит не столько Альке, сколько ему...

Ветер усиливался с каждой минутой. Дом скрипел, как шхуна в свежую погоду. «Парусность у него большая, — подумал Волков, — вот сейчас ветер дунет еще сильнее, подхватит дом, и полетим мы, полетим». Он прислушался: сквозь шум дождя и гул ветра доносились тягучие и глухие, как далекие взрывы, удары океана о берег. Шторм. Держитесь, котишки. Да и вы, львы, тоже... и Седой со своим малышом.