Николай Кузаков - Тайга – мой дом

— Мы тебе, Авдо, это припомним, — беззлобно грозится Андрей.

Авдо вытирает слезы и говорит:

— Но, здравствуйте.

Андрей с Михаилом за руку здороваются со старой таежницей. Они не меньше моего рады ее приходу. А выходка Авдо окончательно покорила их. Без доброй шутки тяжело жить в тайге.

— Дома все здоровы, — сообщила Авдо, — привет вам шлют.

Когда расспросы окончились, Авдо из котомки достала бутылку спирта, поставила на стол, смотрит на нас, какое впечатление произвела.

— Авдо, да ведь тебе цены нет! — восклицает Андрей.

— Эх мать честная, — радуется Михаил и теребит рыжую бороду. — Да такое даже во сне не могло присниться.

На столе появляется глухарь, зажаренный целиком на костре, язи с душком из запасов Андрея, расколотка из сигов — как-то Михаил ходил на стоянку к соседям и принес от них. Андрей разводит спирт, на полке находит рюмку без ножки и ею разливает по кружкам.

— Однако, с праздником вас, мужики, — поднимая кружку, говорит Авдо.

— Как, разве сегодня праздник? — спрашивает Михаил.

— Седьмое ноября сегодня. Пошто не считаете дни?

— А по нашим подсчетам до праздника еще три дня. Андрей, ты что нам голову морочишь?

— Промашка, ребята, вышла. На прошлой неделе дни не считал, вот и сбился. Спасибо, Авдо, и тебя с праздником.

Немного захмелев, ребята просят Авдо спеть. Она вначале отказывается, но потом соглашается, поет.

Давно-давно, когда еще с неба не падала звезда, в небольшом стойбище родилась девочка. Назвали ее Авдо. Мать ей пела песни. В них рассказывала, что на свете есть русские купцы. Они большие, как кедры, бороды у них черные и мохнатые, как ветки ели. Эти люди зимой приходят на стойбище, бесчестят девушек. Выросла девочка, невестой стала. Встретила в лесу русского охотника и убежала в чум. Но он пришел и поделился с ней свинцом и порохом. Шибко давно это было, но Авдо не забыла доброту русского парня. Тогда она узнала, что русские охотники живут так же бедно, как и эвенки. И их тоже обманывают купцы.

Потом Авдо пришла в деревню, и там она подружилась с сероглазой девушкой. И девушка подарила ей бусы. Они были красные, как рябина зимой. Когда у Авдо было горе, она всегда приходила в русскую деревню к подруге, и та утешала ее. Долго жила Авдо, и с каждым годом все больше становилось у нее друзей. И я прошу добрых духов, чтобы они всегда посылали удачу моим друзьям.

Авдо пела. На столике тускло горела лампа. В тон ей шумел лес.

Речка Онкаёк шириной не больше десяти шагов. Она, точно зверь, уходящий от погони, хитро петляет между горами. Под тонким льдом, на перекатах, звонко бурлит вода. С обеих сторон к речке жмутся густые ели и одинокие лиственницы.

Сейчас речка тихая, спящая. Зато весной бурная и свирепая, вздуется от вешних вод и мчится, сметая все на пути. На извилинах подмывает берега, валит деревья, поэтому через речку лежат лиственницы и ели, в комлях у йих щетинятся корни. На ровной снежной глади следы белок, горностаев и соболей. Особенно много навязали узоров глухари. Шаг у них степенный.

Авдо остановилась у небольшой вымоины берега.

— Камни здесь собирают глухари, — проговорила Авдо и посмотрела на солнце, которое уже поднялось над горами. — Однако, скоро прилетят.

Выходим на плес. Он длиной шагов двести, ровный, а с боков — крутые берега, на них темные стены ельника. На середине плеса ель, наполовину вмерзшая в лед. Ветки у нее пышные, зеленые, видимо, упала во время осенних паводков.

На ели мы и устроились. Я заряжаю «белку» крупной дробью. Ветки ели нас хорошо скрывают. Нам дано задание на троих — добыть и сдать в райпо пятьдесят глухарей. Вот мы и решили с Авдо на них поохотиться.

Справа от нас, шагах в двадцати, лиственница. Ствол в два обхвата, толстая, красноватая кора с глубокими трещинами. Сучья начинаются почти от земли, они толщиной в руку, узловатые. Это гигантское дерево, отодвинув от себя ели, высоко поднялось над ними. Вершину лиственницы сломало бурей или срезало молнией. У обломка сучья разрослись веером. Над всем лесом возвышается великан. Много веков стоит здесь лиственница. И вот как-то ранней весной молодая орлица свила здесь гнездо, оно огромной шапкой темнеет в голубой выси. Теперь каждую осень поднимаются отсюда орлы, такие же могучие, как это дерево.

Авдо перехватила мой взгляд.

— Шибко большие орлы здесь живут, — заговорила она. — Я летом геологов здесь проводила. Ниже по речке скала есть, у нее остановку сделали. Утром чай пьем. Мой Бусик кабарожку пригнал и лает. Мы любуемся кабарожкой, а она стоит над отвесной скалой на выступе с ладонь.