Вадим Мужчинкин - Морские львы и котики

Незнание анатомии надиндивидуальных образований позволяет нам поступать с ними вольно. Можно пытаться переселением беременных самок морского кота на необжитый участок берега создать новое лежбище, можно безгаремных секачей продуцирующего лежбища объявить излишними и отстрелять. И неудачи обоих экспериментов будут лишь побуждать хвататься за первое подвернувшееся объяснение (любое, кроме единственного: надо выявлять анатомию и, выявив, сообразовываться с ней). Можно любое увеличение численности нужного зверя или появление его в обжитых местах объявить результатом успехов хозяйствования, а потом ненадолго изумиться разрушениям, причиняемым деструктурированными стадами лосей пли обживающими с голодухи помойки полярных поселков белыми медведями. Изумиться лишь для того, чтобы объявить вчерашних подопечных сегодняшними «вредителями» и начать их отстреливать, так и не увидев те анатомические структуры видовых ареалов, о которые разбились наши ожидания.

Только нежеланием увидеть анатомию ценозов и биосферы можно объяснить легкость в списывании разрушения ценозов на деятельность местных видов — «вредителей» при одновременном самодовольстве «обогащением» флоры и фауны вселением чужеродных видов. Легко объявить виновными в нескладывании диалога между биосферой и техносферой индивидуальных браконьеров, труднее увидеть разрушительные последствия собственного хозяйствования, но даже увидев тот и другой вред, но не поняв, какие именно анатомические структуры повреждаются, мы остаемся в положении хирурга, не знающего анатомии, перед постелью тяжелобольного.

Рис. 29.В зажатой между полярными плейстоценовыми шапками ойкумене складывались начальные фазы диалога современного человека и биосферы

Рис. 30.Становление глобальной техносферы обострило диалог человечества и биосферы

Небрежение анатомией биосферы имеет и другую сторону, поскольку структурированность биосферы неотделима от структурированности таксономического разнообразия в населении нашей планеты, представлению об аморфной биосфере соответствует непредсказуемое и не знающее запретов филогенетическое дерево с размытыми, перетекающими вольно друг в друга таксонами, где потеря любого таксона не безвозвратна, а легко восполнима соседями. При таком раскладе действительно временную последовательность любых похожих форм легко счесть одновременно и чередой генетически преемственных форм, где соответственно любой таксон — плод творчества систематика, вольно трансформирующийся в другой такой же плод.

Сумеем ли мы соотнести стратегию нашего поведения с осознанием прорех в системе знаний, пугающей быстротой накапливаемых в живом мире планеты разрушений и стремлением сохранить жизненные стандарты? Наш пробный камень — мир ушастых тюленей, выйдя из передряг ледниковых эпох (рис. 29), оказался зажатым в щелях техносферы (рис. 30). Оба рисунка, скомпонованные Е. В. Сыроечковским, естественно, несколько усугубляют ситуацию. Но вот заметка из газеты «Советская Россия» от 3 июля 1986 г. в разделе любопытных фактов, где корреспондент С. Штейнберг пишет: «Он появился среди бела дня в самом центре Владивостока — в Спортивной гавани. Взобрался на одну яхту, полежал, осмотрелся, переполз на другую. Устроившись поудобнее, довольно рявкнул, к восторгу мальчишек… Что привело в город дальневосточного тюленя (речь идет о морском льве-сивуче. — Прим. автора )!… Кто следующий наведается в богатый рыбой залив Петра Великого, где в свое время гостили и летучие рыбки, и морские черепахи, и змеи, и акулы, и даже киты?»

Подумаем не спеша над заключительным вопросом газетчика и над неизбежно стоящим рядом вопросом: почему общительному пришельцу (так озаглавлена заметка) не нашлось места в заливе Петра Великого, где почему-то перестали гостить и летучие рыбки, и морские черепахи, и даже киты. Вспомним и о лосях, забредших в город, и о медведях на помойках полярных станций, и о натыкающихся на самолеты птицах, и о прочих общительных пришельцах, которым не находится места в преобразованном нами мире.

На этом самое время закончить с надеждой на то, что доброжелательного читателя этот далекий от совершенства текст может натолкнуть на плодотворные размышления о темных местах картины, и с благодарностью людям, поощрявшим работу, и в первую очередь герпетологу Б. Д. Васильеву и орнитологам В. М. Гаврилову и Е. В. Сыроечковскому, без участия которых она не была бы написана.