Лев Брандт - Пират (сборник)

Лошади вышли из-за поворота и приближались к Лысухину. Теперь гнедой рысак закрывал поддужную. Весь в мыле, он, распластавшись, летел по прямой к месту финиша. Но Лысухина интересовала сейчас только поддужная. Он видел, как Пегаш, выбившись из сил, галопом едва поспевал за рысаком.

«Мой», – убедился Лысухин и даже обрадовался, что наконец узнал.

Взглянув на ездока, он изумился еще более, узнав в нем старика Рыбкина. И вдруг смутная догадка мелькнула в мозгу.

«Не может быть, чепуха!» – рассердился он.

– Браслетом любуетесь, Алексей Григорьевич? Редкая лошадь. Кто бы мог подумать, что она вернется на ипподром? – раздался рядом голос мелкого коннозаводчика.

Лошади съезжали с круга и проходили шагом мимо Лысухина. Лысухин с трудом узнавал Браслета. Жеребец раздался в плечах и в крупе, только красивая породистая голова стала еще суше да в глазах появилось спокойное и ласковое выражение.

«Конюх Сенька Мочалкин», – узнал наконец Лысухин и ездока.

Скоро запыхавшийся конюх разыскал Рыбкина на проводном дворе.

– Беги в конюшню, сам дожидается, – взволнованно сообщил он старику.

Шаркая валенками и размахивая на ходу руками, Рыбкин заспешил следом за конюхом.

В конюшне, сидя на табуретке, ждал хозяин. Старик подошел к нему, снял шапку и молча поклонился. Лысухин долго рассматривал Рыбкина, словно забыл, как он выглядит, потом спросил:

– Ты что своевольничаешь?

Рыбкин переступил с ноги на ногу и промолчал. Он не понимал, куда клонит хозяин.

– Кто тебе позволил на резвую работу садить на Браслета мальчишку?

– Я за этого мальчишку отвечаю… как за себя, – твердо ответил Рыбкин.

– Берешь много на себя, старик, – упрекнул Лысухин. – Чем ты отвечаешь? Если понесет, разве мальчишка справится с ним? И его убьет, и сам убьется. Такому жеребцу теперь цена двадцать тысяч да еще штраф за мальчишку. Я не знал, что ты так богат.

– Он теперь смирный, на нем кто хочет поедет, – защищался Рыбкин.

– Почему ж ты сам не ездишь?

– Руки у меня ослабли, тянет он на резвой, – глухо проговорил Рыбкин.

– Ладно, старик, я не сержусь на тебя. А скоро будет готов к призу жеребец?

– Хоть завтра, – оживился Рыбкин. – Приз наш наверняка.

Лысухин вынул из бумажника три красненьких десятирублевки и протянул их Рыбкину:

– Вот за труды получай пока.

– Благодарю покорно, – поклонился Рыбкин.

– Мальчику передай, чтобы старался. А с завтрашнего дня прежний наездник будет Браслета к призу готовить. А ты отдохни.

Рыбкин дернул головой. По лицу у него поползли красные пятна.

– Несправедливо это, – тихо сказал он. – У нас уговор был, что Браслета я после приза сдаю. Не пойдет лошадь – до конца жизни отслуживать буду. Крепостной вроде, а пойдет – с приза мне сотню.

– Но позволь, голубчик, ты же сам сказал, что ты с ним не справляешься. А сотню ты получишь и так.

– Мочалкин справляется. Я его учил. Разрешите ему.

– Дуришь, старик. Какой же он наездник!

– Мочалкины из рода в род наездники, – настаивал Рыбкин. – Еще от графа Орлова идет. Его прапрадед Семен Мочалкин на Барсе Первом ездил. У него кровь наездническая. Он справится.

– Жирно будет для первого раза на такой лошади ехать. Ты видел, чтоб с таких лошадей начинали? – спросил Лысухин.

– Он справится. У Браслета все шансы.

– Вот почему я не могу допустить. А если не возьмет приза? Ты мне пять тысяч тоже отрабатывать будешь? Что, ты очень долго жить собираешься? Довольно. Мы прекратим этот разговор.

Рыбкин постоял с минуту, потом, не говоря ни слова, повернулся и пошел к выходу. Он еще сильнее прежнего шаркал валенками.

Через два дня в конюшне появился Савин. Браслет ждал его уже в сбруе. Сенька хотел предупредить, что Браслет привык к поддужному, но не решился заговорить с важным наездником.

Когда наездник забрался в качалку и взял вожжи, к нему подошел Рыбкин.

– Не поедет он один, я его с поддужным работал.

– Спасибо за совет, – поблагодарил Савин.

Промяв жеребца, наездник постепенно стал отпускать вожжи и переводить Браслета на мах. Браслет пошел быстрее. Седок собирался уже пустить его врезвую, как вдруг жеребец без всякой видимой причины пошел ленивой, небрежной размашкой. Наездник приподнял правую вожжу и звонко щелкнул языком. Браслет вздрогнул. Он завертел головой по сторонам и заржал, но быстрее не пошел.

«Старик прав», – решил наездник и подобрал вожжи.

Он ждал. Сзади переходил на мах знаменитый серый рысак. Скоро он поравнялся с Браслетом, и некоторое время лошади шли рядом. Браслет покосился на уходящего соседа, фыркнул и потянулся вперед. Наездник чуть-чуть отпустил вожжи. Поравнявшись с серым рекордистом, Браслет пошел махом.