Эмилио Сальгари - Смертельные враги

— Бой? Может быть, бойня — это будет верней! Просто-напросто несметные стаи голодных волков накинулись на становище, а краснокожие разгоняют их выстрелами, потому что четвероногие хищники мешают работе двуногих.

— Однако перестрелка разгорается!

— Так что же из этого? Волки, изголодавшись, становятся отчаянно смелыми и слепо лезут на людей, даже хорошо вооруженных. Подождите, скоро кончится!

Действительно, пальба, возобновлявшаяся еще два или три раза, мало-помалу заметно слабела, потом прекратилась, и только изредка доносилось эхо одиночных выстрелов, которыми индейцы отгоняли пробиравшихся в лагерь волков.

А около полуночи отряд индейцев на тяжело нагруженных конях медленно прошел мимо холма.

Как раз в то время, когда передовые всадники отряда поравнялись с холмом, вышла луна на очистившемся небе и озарила своим призрачным светом равнину, засыпанную свежим снегом. На этом белом фоне удивительно четко и ясно вырисовывались силуэты индейцев, проезжавших не более чем в трехстах ярдах от того места, где скрывались охотники.

Сэнди Гук схватился за свой карабин и прицелился в передового всадника, на котором был великолепный, ложившийся на спину коня красивыми складками, белый плащ.

— Не стреляйте, Сэнди! — остановил его Джон.

— Но это — Миннеага! Я уложу ее наверняка.

— При этом свете, меняющем очертания и скрадывающем расстояние? Сомнительно! Да ведь все равно — Миннеага от нас не уйдет, а стреляя сейчас, мы подвергаемся очень серьезной опасности. Ведь посмотрите сами! Другой отряд индейцев пошел сзади нашего холма. Мы можем очутиться меж двух огней, и тогда пропало дело.

Ворча, Сэнди Гук опустил свой карабин, и индейцы проследовали, не будучи потревоженными.

Их шествие замыкал маленький отряд из пяти человек на ненавьюченных резвых конях.

Увидев этот арьергард, Джон вымолвил:

— Смотрите! Вот с этими молодцами нам придется столкнуться раньше, чем с другими! Они прикрывают тыл отряда, будут разъезжать туда и сюда, и я не я буду, если мы не уничтожим их в ближайшем будущем!

Луна опять скрылась среди набежавших туч, пошел снег, и все стихло. Только издали доносился по временам свирепый вой: это волки справляли тризну, погребая последних сиу…

Еще раз дерзкая весна попыталась атаковать ведьму-зиму, дохнула теплом, брызнула светлым весенним дождем на покрытые снегами поля и дремлющие леса.

Но зима не сдавалась: собрав свои последние силы, она призвала к себе на помощь бури и навстречу весне послала черные тучи, разразившиеся метелями. Весна опять спряталась в свое убежище на теплом юге, а зима осталась торжествовать победу и как будто торопилась похоронить жизнь, укутывал землю белым саваном.

Этот снег был так глубок, что передвижение на лошадях оказалось чрезвычайно затруднительным, и уходивший к северу остаток погубленного Яллой и Миннеагой племени сиу мог продвигаться в день всего лишь на тридцать или сорок миль, а канадская граница была еще так далека…

Шестеро охотников, пустившихся преследовать сиу, упорно шли по пятам, отставая всего на несколько часов пути и притом никогда не сбиваясь с дороги.

Правда, находить следы, оставляемые беглецами, было не особенно трудно: в одном месте лежал труп павшего от бескормицы и утомления мустанга, в другом — валялся домашний хлам, выброшенный из-за невозможности увезти его. Здесь в свежем снегу пролегала дорога, выбитая копытами лошадей сиу, а там преследователи натыкались на еще теплую золу костров, у которых беглецы провели ночь.

Но когда не было никаких следов, когда, казалось, беглецы могли свернуть в сторону и пути их и преследователей грозили навсегда разойтись, вперед выступал Джон Максим и вел своих спутников, не колеблясь, не задумываясь, приводя их к такому месту, где они сейчас же открывали близость индейцев.

Это граничило с чудом, это казалось сверхъестественным и не поддавалось никакому объяснению. Когда Джордж Девандейл, заинтересовавшись феноменом, допрашивал по этому поводу Джона, он получал один ответ:

— Я весь нахожусь во власти одной идеи, одного стремления, и это — месть Миннеаге! Я не могу думать ни о чем другом. Я и во сне думаю об окончательной встрече с Миннеагой, о сведении последнего счета. Я или она. Она или я. Для нас двоих места на земле мало…

И вот, сам не знаю как именно, но я всегда знаю, я чувствую, куда нам надо идти. Не спрашивайте, не допытывайтесь больше! Я ничего больше не знаю сам!