Карл Май - Том 10. Завещание Инки

Не вставая с колен, Ансиано выжидательно посмотрел на молодого Инку. Антон и Отец-Ягуар тоже не сводили глаз с юноши. Оба они находились под глубоким впечатлением от услышанного, с одной лишь разницей — к тому, что думал по этому поводу Отец-Ягуар, примешивалась некоторая доля недоумения: практичная натура немца, независимо от его воли, протестовала против фактического лишения Ауки наследства и того, что его покойный отец требовал, чтобы сын добровольно пожертвовал богатством. А Аука не обращал ни малейшего внимания на их реакцию, стоя прямо, подняв голову к небу, он неотрывно смотрел на солнце, приближавшееся к темной черте горных вершин и скал, которые скроют его на ночь. Еще несколько минут, и лучи солнца померкнут до утра. А сияние золота должно померкнуть навсегда… Вот последний луч солнца быстро пробежал по скалам, хранящим тайну сокровищ, словно замыкая эти скалы на засов, и край раскаленного шара скрылся за горой. Но Аука продолжал до боли в глазах смотреть на тот кусочек неба, где еще полыхали багровые отсветы заката. Серьезное лицо юноши выглядело отрешенно-прекрасным. Никто не решался потревожить его. Наконец Аука повернулся к Ансиано, взял у него из рук кипу, скатал его в рулон и, спрятав его под своей кожаной охотничьей рубашкой, произнес:

— Вставай, отец! Я больше не Инка! Сыновья Солнца покинули землю вместе со своими сокровищами, а я повинуюсь твоей воле и твоему духу, который доверил мне самому принять верное решение! Я возвращаю золото земле как награду за твое благословение и начинаю другую жизнь!

Перед глазами Отца-Ягуара и Антона взметнулась седая грива Ансиано. Когда волосы обладателя роскошной шевелюры после этого резкого порыва улеглись на его острые плечи, они увидели, что с выражением величайшего счастья на морщинистом лице старик сжимает своими руками руки Ауки.

— Боги вознаградят тебя за это решение, сын мой! Другого я от тебя не ожидал! Никакие сокровища не сравнятся с тем, что бьется в твоей груди! — воскликнул старик.

Отец-Ягуар отнюдь не разделял его чувств.

— Как? Неужели ты оставишь здесь погребенными под скалами все сокровища? Ты хорошо подумал? — обрушил он свое до сих пор сдерживаемое недоумение на юношу.

— Да, я все обдумал, взвесил и принял решение, — спокойно ответил тот.

— Понимаю. В твоей жизни только что произошли чрезвычайно важные события, тебя охватили эмоции. Но о решениях, которые принимается под властью эмоций, люди, как правило, потом сожалеют. Ты представляешь, какая жизнь тебя ждет если ты откажешься от отцовского наследства?

— Его завещание лежит у меня на груди, возле самого сердца.

Они разговаривали явно на разных языках. Но Отец-Ягуар не успокаивался:

— Неужели ты выпустишь на волю подземный огонь, который пожрет сокровища?

— Да, я сделаю это.

— Безумец! Извини, но я чувствую, что в таком случае мой долг объяснить тебе одну простую вещь: ты можешь благодаря этим сокровищам сделать много хорошего для других людей, осчастливить их! Да, ты имеешь право отказаться от наследства, но лишить других людей возможности воспользоваться ими — нет.

— Но сокровища принадлежат мне, а не им, поэтому я могу делать с ними все, что захочу. Я уничтожу их, потому что тем людям, о которых вы говорите, я собираюсь отдать нечто большее и лучшее.

— Нет, нет, это все-таки чистое безумие. Я отказываюсь подчиняться такому решению! Более того, я буду ему сопротивляться!

Последняя фраза прозвучала угрожающе. Аука взял в руки свою золотую булаву, поднял ее вверх и произнес:

— Сеньор, я уважаю и люблю вас, но в данном случае значение имеет только моя воля, и ничья больше! А если вы будете ей сопротивляться, как говорите, то сначала вам придется попытаться отобрать у меня этот символ власти в честном поединке.

Хаммер гордо вскинул голову, кровь ударила ему в лицо. Он хотел уже было дать зарвавшемуся юнцу язвительный ответ, чтобы поставить его на место, но вместо этого произнес почему-то вполне дружелюбным тоном:

— Я не то хотел сказать, мой юный Инка. Твое решение можно признать поистине мужественным и достойным восхищения при условии, что тебе известно, что такое деньги, какой силой и властью в обществе они могут обладать. Но я, честно говоря, сомневаюсь, что это тебе известно. Впрочем, этот наш спор не имеет пока никакого значения в данном случае, потому что ты еще не сделал того, о чем говоришь.

— Я сделаю все, о чем говорю! Вот сейчас пойду и зажгу огонь в штольне.