Карл Май - Капитан Кайман

Пока Полковник беседовал со своим «племянником», Хаммердал старался держаться поблизости и слышал почти все. Теперь, когда всадники оставили место сражения далеко позади, он выбрал момент, когда племянник ехал вдалеке от дяди, направил свою кобылу поближе к лошади Дедли-Гана и сказал, старательно понизив голос:

— Если вам это не будет неприятно, я бы хотел с вами поговорить, сэр.

— Мне — неприятно? Не говорите глупостей! В чем дело?

— Вы это все равно сочтете за глупость, сэр. Я хочу вам кое-что сказать о тех двух людях, которые утверждают, что они приехали из Германии.

— Но они действительно оттуда!

— Так это или нет, это все равно, но я думаю, что они не те, за кого они себя выдают.

— Чепуха! Сын моего брата — немец, уж немца-то я вижу сразу!

— Да, но вот племянник ли он?

— Ты в этом сомневаешься?

— Вы хорошо помните своего племянника?

— Узнать его я бы не смог, ибо он был еще мальчиком, когда я его видел в последний раз.

— Мне кажется, что вы вовсе его не видели. Ваше настоящее имя — Тиме. Почему же он не назвал себя так, а скрывается под другим?

— Из осторожности, потому что…

— Знаю, знаю! — прервал его Дик. — Я слышал, какое объяснение он этому дает; но мне оно кажется ненадежным. Как вы думаете, он — капитан?

— Нет.

— Однако его приятель обратился к нему именно так!

— Правда? Что вы говорите!

— Да, он назвал его капитаном; я это слышал вполне отчетливо, причем обоими ушами. И говорили они по-французски.

— По-французски? — удивленно спросил Полковник. — Вот это действительно странно.

— Странно это или нет, это все равно; но мне это сразу не понравилось. А уж когда я услышал, что речь идет о вашем золоте, тут мне в голову пришли еще кое-какие мысли. Почему этот второй называет себя Петер Вольф — мерзкое имя, от которого можно сломать язык! — а вот Генриху Мертенсу он сказал, что его зовут Марк Летриер?

— Он так себя назвал?

— Да. Я шел как раз мимо них и слышал это; я все понял, хотя они говорили на французском. Тогда я не обратил на это внимания, поскольку торопился снять скальп с краснокожего; но потом вспомнил, и теперь мне все это кажется очень подозрительным. Этот Мертенс чисто говорит по-немецки?

— Вообще говоря, с небольшим акцентом; но возможно, я только сейчас начал так думать. Мне трудно судить об этом, ведь прошло столько лет с тех пор, как я покинул Германию.

— Покинули ее вы или не покинули — это все равно, но я вам подчеркну, что мне это дело не нравится. Мы называем вас, как нашего босса, Полковником, хотя у вас нет этого воинского звания. Почему этот Мертенс зовется капитаном? Он что, предводитель какой-то шайки? Кто и откуда эти двое? Вряд ли они честные люди! Берегитесь, Полковник, и помните о том, что я вам сейчас сказал!

— Я не забуду ваших слов, хотя знаю, что вы ошибаетесь. Но буду держать глаза и уши открытыми, это я вам обещаю.

— Well! Хотелось бы ошибиться; но, поскольку вы не знаете своего племянника и речь идет о большой сумме денег, осторожность не помешает.

— У него есть доказательства, что он мой племянник.

— Он что, предъявил вам ваше письмо?

— Да, и утром он даст мне остальные.

— Это ничего не доказывает, так как они могли попасть в его руки незаконным путем.

— Почему же нужно предполагать наихудшее?

— Наихудшее или нет — это все равно; я не верю этим двоим, но, поскольку вы им верите, я буду смотреть за ними еще внимательнее.

Они прервали разговор, ибо Мертенс снова решил присоединиться к Дедли-Гану. Хаммердал отъехал в сторону и скакал теперь бок о бок с Питом Холберсом, рядом с которым он чувствовал себя надежнее всего.

Примерно через два часа после того, как они покинули полотно железной дороги, всадники нашли место, пригодное для лагеря.

Тут имелись трава для коней, вода для людей и животных и изрядно густой кустарник, отлично подходивший для укрытия.

Здесь спешились. Можно было чувствовать себя спокойно, так как, хотя было еще достаточно темно, но уже начинало светать и огаллала вряд ли могли все это время незаметно преследовать белых до их стоянки.

С полудня прошедшего дня у Мертенса не было возможности спокойно поговорить с Вольфом, не будучи услышанным. Теперь, когда все пошли спать, он улегся рядом с ним в некотором отдалении от остальных, на что, как он думал, никто не обратил внимания. Как только они решили, что все спят, Мертенс зашептал в ухо своему компаньону:

— Пока все идет как надо. Дедли-Ган считает, что я его племянник. Только бы нам заполучить золото! Тогда сразу — в Сан-Франциско, где должен сейчас стоять «Оррибль»! Мы вернем себе корабль и сможем спокойно пиратствовать на море. Ха, если бы только Дедли-Ган знал, как мне удалось под видом виконта Де Бретиньи обчистить его братца ювелира! И как ко мне в руки попал его племянник в Нью-Йорке, как раз в тот момент, когда Кларион, эта сатана в юбке, исчезла вместе с нашими деньгами.