Зал затих, и все глаза повернулись к чужеземной принцессе. Хотя она провела при дворе уже неделю, многие еще не видели ее. Слухи о ее ежедневных купаниях, постоянных прогулках в любую погоду, ее влиянии на принца Чарлза, очаровательного принца Уэльского давали языкам работу. Сплетни коснулись даже ее выступления в парламенте.
Покахонтас обвела глазами помещение. В плотной толпе трудно было разглядеть кого-то знакомого, но ни одно лицо из прошлого не мелькнуло перед ней. Она испытала одновременно облегчение и сожаление. Покахонтас благодарно улыбнулась, увидев королевского шута, прыжками расчистившего ей проход среди гостей. Он развлекал всех, то проходя «колесом» и гримасничая, то ущипнув кого-то за грудь или потянув за бороду. Еще рано, подумала она, он может появиться в любой момент.
Шут заскакал перед ней, вокруг нее и затанцевал впереди, дуя в воображаемую трубу, когда она ступила в толпу.
— А, принцесса Ребекка! — сэр Эдвин Сэндис улыбнулся, склонившись над ее рукой.
Она как бы заново увидела его, высокого изящного джентльмена с властными голубыми глазами, и снова подумала о своей благодарности этому замечательному человеку, чьей проницательностью восхищались пэры.
Глядя на нее, он подумал, что королева и ее дамы правы: она держится более величественно, чем любой из присутствующих здесь. Ее успех превзошел самые смелые ожидания. Она произвела впечатление даже на его величество, и он позволил ей именоваться ее полным титулом.
Он заметил, что в уголках ее глаз залегли тонкие морщинки усталости.
— Пойдемте, — сказал он. — До прибытия короля и начала танцев пройдет еще не меньше часа. Давайте посидим в одной из смежных комнат, вдали от толпы.
Они выбрали одну из маленьких гостиных королевы, обитую темно-красным бархатом, с дубовыми стульями и столом перед большим камином, в котором горел огонь.
— Мне жаль услышать, что ваш муж нездоров, — сказал Сэндис.
— Всего лишь простуда, но грудь — его уязвимое место. Завтра он уже присоединится к нам.
Беседуя с Покахонтас о планах, связанных с Виргинией, сэр Эдвин наблюдал за ее медленными, пленительными жестами. Когда она двигалась, ее нижняя юбка из тафты слегка шуршала и в воздухе разносился слабый, еле уловимый запах цветов. Аромат этот был незнаком сэру Эдвину. Он наслаждался ее изысканностью.
В дверь тихо постучали. На пороге появился сэр Дэвид, на лице его отразилось облегчение, когда он увидел их, но в голосе звучала нерешительность.
— Я повсюду искал вас, принцесса. Я знал, что вы захотите, чтобы я сообщил вам, что капитан Джон Смит здесь и просит разрешения увидеть вас.
Покахонтас приподнялась со стула. Она посмотрела на сэра Эдвина. Стеснение в груди позволяло ей дышать лишь короткими вздохами.
— Проводить его сюда, принцесса? — спросил сэр Дэвид.
Сэр Эдвин увидел, что ее лицо стало совершенно белым, но в то же время глаза странно и болезненно блестели. Потрясенный, он вдруг осознал, что в последний раз видел такие глаза, когда загонял добычу во время охоты.
Она едва заметно кивнула, охваченная мрачным предчувствием.
Сэр Дэвид повернулся и распахнул дверь. Смит вошел в комнату и долго стоял, глядя на Покахонтас. Затем низко поклонился и медленно поднес ее руку к губам. Если Смит и говорил что-нибудь, Покахонтас не слышала его. Она только знала, что с его прикосновением все изменилось, а когда она взглянула в его глаза, то увидела там бога неба, и вся ее жизнь перестала что-либо значить.
— Я не мог найти тебя, Покахонтас!
Она открыла рот, чтобы ответить, но не смогла произнести ни слова.
— Принцесса, вы хорошо себя чувствуете? — рядом с ней очутился сэр Эдвин.
Она попыталась шевельнуть губами, но по-прежнему не смогла заговорить.
— Я принесу рейнвейна. — Сэр Дэвид быстро повернулся и исчез за дверью.
— Идемте, садитесь, — сказал Смит, и они с сэром Эдвином подвели ее к стулу.
Мужчины были само внимание. Она слышала их озабоченные голоса, хотела заговорить, но не могла. Она заставляла себя вымолвить хоть слово, но с губ ее не слетало ни звука. Она знала только, что глаза Смита и его прикосновения окутывали ее, и больше ничто не имело значения.
Дворец в Хэмптон-корте, июль 1616 года
Она сидела у окна своей спальни во дворце Хэмптон-корта и смотрела, как от реки поднимается утренний туман и королевский лебедь потягивается и чистит клювом перья. С предыдущего вечера она была не в состоянии ни есть, ни говорить. «Вышло хуже, чем я предполагала, — безрадостно думала она. — Что мне делать?» Она молилась всю ночь, но впервые не испытала облегчения. Покахонтас, новообращенная в христианской религии, во многом пока была не уверена, но твердо знала, что испытываемое ею сейчас чувство — грех, и не только по понятиям христиан, но и по понятиям ее народа. Когда Джон Ролф, пытаясь этим утром заставить ее поесть, склонился к ней, верный и обеспокоенный, она чуть не потеряла сознание от угрызений совести. Он спросил, не станет ли ей лучше, если перебраться назад в лондонскую гостиницу, она быстро кивнула. «По крайней мере, гостиница — мой дом в этой стране, и там я буду чувствовать себя спокойнее», — подумала она. Она бежит из дворца и от Смита, но он, конечно, последует за ней. Она вспомнила решимость в глазах Смита. И снова желание сковало ее тело, и страсть заставила ее трепетать.
Читать дальше