Джеймс Шульц: С индейцами в Скалистых горах

Летели дни, а ловля пушных зверей шла все хуже и хуже. Я глубоко убежден, что не только хищные, но и травоядные животные никогда не уходят далеко от того места, где они родились. Я проверил этот вывод на старом медведе гризли, у которого не хватало одного пальца на левой передней лапе. Раз в три недели он приходил к озеру Марии, спускался в долину Красного Орла, затем поворачивал на север к Скалистым горам, а оттуда снова возвращался к озеру. Этот обход он повторял регулярно. Если наблюдение это правильно, то понятно, почему мы все чаще находили наши западни пустыми: мы переловили всех зверьков, водившихся в окрестностях.

Дни становились длиннее и теплее. После девяти-десяти часов утра нельзя было ходить на лыжах. Под теплыми лучами солнца снег стал рыхлым и зернистым; часто мы проваливались в сугробы и, стоя на земле, смотрели вверх, словно со дна зеленоватого колодца. А из такого колодца выбраться было нелегко. К концу нашего пребывания в горах мы выходили только ранним утром, когда после ночных заморозков снег был покрыт твердой корой.

Как-то вечером мы услышали далекий крик диких гусей. Он послужил для нас сигналом. В последний раз обошли мы все западни, а на следующий день упаковали наши меха. У нас было восемь рысей, пять росомах, две выдры, три горных льва и семьдесят куниц. К счастью, шкуры весили мало, и мы так туго стянули их ремнями, разделив на две пачки, что тюки получились маленькие. В дорогу мы взяли оленины, разрезанной на тонкие полосы и высушенной. Не забыли захватить сверло и небольшой кусок твердого березового дерева для добывания огня.

Тяжелый мешок из козьих шкур пришлось оставить. Морозы уже миновали, и хотя по ночам бывало холодно, но мы всегда могли разложить костер. Питамакану жалко было бросать мешок; чуть ли не перед самым нашим уходом он привязал его к дереву и принес в жертву Солнцу.

Когда спустились сумерки, мы в последний раз поужинали в нашей хижине. Долго сидели мы у костра и молчали. Никогда еще хижина не казалась нам такой уютной. Мне не хотелось уходить отсюда; я хмурился, словно мне предстояло расстаться с близким другом.

Мы ждали несколько часов, прежде чем тронуться в путь. Когда мороз сковал снег ледяной корой, мы вышли из хижины, надели лыжи и, взвалив на спину тюки, двинулись к низовьям речонки. У меня слезы выступили на глазах, когда я в последний раз оглянулся и увидел дымок, поднимавшийся над крышей хижины.

Сначала идти было трудно и мы часто проваливались в снег, но после полуночи снежная кора затвердела и могла выдержать нас. Мы сняли лыжи и дальше шли в одних мокасинах.

Миновав водопад, мы вступили в страну, нами еще не исследованную. Долина стала шире; в реку, вдоль которой мы шли, впадали горные ручьи и речонки. Лед, сковывавший их, растаял, и нам приходилось перебираться вброд на другой берег. Не очень-то приятно было снимать мокасины, входить в ледяную воду, а затем снова обуваться, стоя на снегу.

В течение последних недель снежные лавины часто скатывались в долину, и мы привыкли к грохоту снежных обвалов. В ту ночь было несколько обвалов, и один раз снежная глыба упала чуть ли не за нашими спинами. Час спустя разорвался ремень, стягивавший тюк Питамакана. Мы присели на снег, чтобы его завязать, как вдруг над нами раздался грохот.

Я был уверен, что лавина обрушится ниже того места, где мы находились.

— Вставай! — закричал я. — Бежим назад!

Питамакан схватил меня за руку.

— Бежим вперед! Разве ты не слышишь, откуда доносится шум? Лавина обрушится прямо на нас или за нашими спинами.

— Нет! Она обрушится на то место, где мы стоим, или на несколько шагов впереди.

Мы спорили и топтались на одном месте, а шум усиливался с каждой секундой. Разбивались камни и льдины, трещали деревья.

Лавина приближалась, а мы, оглушенные, не могли разобрать, с какой стороны доносится грохот. Бросились мы было назад, потом вернулись на старое место и в конце концов остановились, не зная, куда бежать. Еще секунда — и мы увидели, как впереди, шагах в двадцати от нас закачались деревья и покатились по крутому склону горы, затем обрушилась снежная лавина, и гигантский белый холм вырос в долине, пересекая ее от подножья горы до реки. Все стихло.

— Видишь, я был прав! — воскликнул я. — Она упала впереди, а не позади нас.

— Да, я ошибся, — отозвался Питамакан. — Но знаешь, что нас спасло? Этот лопнувший ремень! Если бы мы здесь не остановились, лавина обрушилась бы прямо на нас.