Клод Фаррер - Рыцарь свободного моря

Но в это время господин де Габаре дал сигнал каравану и прикрытию с помощью белых и красных огней сразу повернуть на восемь румбов вправо. Это доказывало, что Гавр уже близок. И Луи Геноле, не сомневаясь в этом, не пожелал терять ни минуты и побежал предупредить капитана, который, без сомнения, как ни беспечен он был до сих пор, должен был принять горячее участие в сражении, если оно случится…

Вот почему Луи Геноле стучал теперь в дверь каюты, где спали Тома и Хуана.

Почти тотчас же Луи услыхал, как в запертой каюте засуетились, затем, меньше чем через минуту, раскрылась дверь, и появился Тома. Одетый в одну лишь сорочку и штаны, он и в этом небрежном наряде являл пышное великолепие сорочка его была вся разукрашена кружевами, а штаны расшиты наподобие хоругви. Как бы то ни было, узнав Луи, он вышел из каюты. И даже закрыл за собой дверь, переступив порог.

— В чем дело? — спросил он, глядя на Геноле.

— Сражение, надо полагать, близко.

— А! — молвил Тома.

Несколько секунд он оставался в раздумье. Затем, пожав плечами, круто повернулся, раскрыл дверь, вошел в свою каюту и больше из нее не выходил…

Вернувшись на мостик, опечаленный своим одиночеством, Луи Геноле поборол гнетущую тоску, сжимавшую его сердце. Вокруг за этом время ничего не изменилось. Конвоируемые суда шли в беспорядке под всеми парусами, а прикрывающие корабли, боясь опередить купцов, которые никогда не бывают такими ходоками, как военные корабли, взяли на гитовы блинд и брамселя. «Горностай», еще быстроходнее, чем все три королевских корабля, поспевал за ними под одними марселями.

Не видно было ни неприятельских судов, ни берега. Полосы тумана по-прежнему стлались над водой, и бриз, хоть и сильно задувал, не рассеивал их, так как стоило отойти одной, как набегала другая. Однако же, как ни редки были просветы, они попадались и длились достаточно долго, чтобы приоткрыть порой кусочек горизонта. И Луи неизменно торопился направить туда свою подзорную трубу, с которой он не расставался.

— И на этот раз ничего, — пробормотал он.

Особенно на западе силился он что-нибудь увидеть вопреки туману. Это была наветренная сторона, и Луи, взвешивая вероятные возможности атаки, боялся, как бы голландские крысы не пришли оттуда.

«Море здесь пошире, — думал он, так как оно простирается отсюда до Катантена, по крайней мере, на сорок пять — сорок восемь миль 3. А сорока пяти — сорока восьми миль глубокого моря хватит, чтобы разместить не одну эскадру. Если бы двенадцать — пятнадцать кораблей напали на нас с той стороны, то, идя полный бакштаг, они имели бы кроме того выигрыш в направлении ветра…»

Вдруг он прервал свои вычисления.

— Ого! — проговорил он вслух. — Это что же такое? Батюшки, сколько флагдука! Эти господа из королевского флота не могут и часа прожить, не расцветивши флагами свои фалы!

Головной корабль господина де Габаре — «Француз», шедший на четверть мили впереди, поднял, действительно, много флагов, подавая сигналы двум своим конвоирам: «Отважному» и «Приливу». В то же время он дал три орудийных выстрела, белоснежные дымки от которых смешались с грязным туманом. И, очевидно, это означало весьма решительное приказание, так как Луи Геноле увидел, как оба корабля, таким образом призываемые, сейчас же подняли все паруса и направились прямо к флагману.

Неуверенный в том, какое положение надлежит занять ему самому, Луи увидел, что к нему подходит «Прилив», который собирался пройти за кормой у «Горностая»; он подошел к нему довольно близко, чтобы поскорее выбраться на ветер. На мостике стоял сам командир, кавалер де Росмадек. Заметив Луи Геноле, он поднес рупор к губам, желая его окликнуть.

— На корсаре!.. Голландцы здесь на вест-зюйд-весте. Мы завяжем с ними бой, чтобы выиграть время. Вы же, конвоируемые суда, уходите и правьте прямо на зюйд. Гавр уже недалек!

«Прилив» уже поспешно удалялся. Луи оценил его взглядом. Это был гораздо более слабый фрегат, чем «Француз» и «Отважный». Те были линейными кораблями, и один вооружен был сорока семью, другой сорока четырьмя пушками. На «Приливе» же их было всего двадцать четыре, и меньшего калибра. «Горностай» со своими Двадцатью медными орудиями почти не уступал ему.

— За кого он нас принимает, этот франт? — заворчал Луи крайне обиженный. — Не воображает ли он, что больше нас понюхал пороху? И знает он или нет, почему Тома Трюбле всего лишь третьего дня согласился присоединить нашего «Горностая» к королевской эскадре?