Позволишь ли ты мне поставить твое имя на первой странице этой книги? Это история одной бедняжки, жалость к которой наполнит твое сердце; неприкрашенная и простая история девушки, каких много, одной из тех, которых все мы не раз встречали и к которым мы относились с пренебрежением…
Помнишь ли ты один из первых наших дней, день, проведенный в бесцельных и сладостных блужданиях по лесам и около озера? Это было там, в нашей Утопии, в октябрьский вечер, бесконечно тихий. Ты устала, и мы присели на краю лужка. Мы ждали сумерек, чтоб отважиться пройти вместе через селение. Пастух спросил нас, не видали ли мы его коз.
Мы тогда думали о многом, чего нельзя высказать, а говорили совсем о другом, равнодушно.
Вспомни… На балу накануне молодая иностранка держала себя кокеткой. Случайно мы упомянули в разговоре ее имя. Я помню до сих пор звук твоего голоса, когда ты пожалела эту бедную девушку, дурно воспитанную, дурно вооруженную для жизненной борьбы, с пустой головой и мягким сердцем.
«Барышня Дакс» зародилась в этот миг в моем воображении, оплодотворенном твоей мыслью. Теперь, посвящая тебе эту книгу, я только возвращаю тебе свой долг. Не откажи принять ее.
К. Ф.
Ван Бук.У тебя странные взгляды на воспитание женщин. Ты бы хотел, чтоб им следовали?
Валентин.Нет.
Мюссе
В этот день, 25 июля 1904 года, в двадцатый день своего рождения, Алиса Дакс в сопровождении горничной рано вышла из дому, чтоб пойти пешком к исповеди.
Было душно; тучи низко нависли над городом. Лионское лето показывало настоящий свой лик, обильный грозами и худосочный.
– Поедем на трамвае, барышня? – предложила горничная.
– Нет! Разве если дождь пойдет.
Барышня Дакс не любила ни трамваев, ни дождя. Трамваи – это место сборища всех злых старух, готовых ославить ветреницей всякую девушку, которая осмелилась бы оторвать взгляд от кончика своих ботинок; а дождь делает все некрасивым и унылым… Как будто жизнь не была и так уже достаточно угрюмой без того, чтоб небо вмешивалось со своими слезами!
Пройдя Парковую улицу, барышня Дакс вышла к реке. От водяной поверхности слегка повеяло прохладой, и на набережных листья каштанов и платанов шелестели.
При входе на мост Морана барышня Дакс обернулась к своей спутнице:
– Видите, – объяснила она, – мы переходим через Рону. Вот здесь Бротто, наш квартал; напротив – Терро, где находится папин склад. Дальше – Сона, а за Соной на пригорке – Фурвьер. Вы запомните все это?
Горничная была совсем недавно из деревни Элебелль в Савойе. У госпожи Дакс было правило находить прислугу в самых глухих захолустьях, «чтоб они были не такие балованные», и рассчитывать ее через три месяца, «чтоб жизнь в большом городе не успела их испортить». В результате служили, может быть, и плоховато, но было приятно, что сварливые наклонности властной хозяйки дома были направлены на неопытную прислугу.
Барышня Дакс взошла на мост и пошла быстро, савоярка семенила по пятам. Разговаривать было невозможно: не то чтобы барышня Дакс была горда, но о чем говорить с этой гусятницей, которую оторвали от стада? Рона текла полноводная, шумливая и неспокойная, усеянная зелеными водоворотами и рассекаемая быками мостов, будто корабельными носами. По обоим берегам, вдоль величественных набережных, Лион сверкал великолепием древней столицы.
Налево была новая часть города. Высокомерный ряд широких фасадов, правильных и богатых; роскошный город негоциантов, шелковников, которые, отсидев весь день в конторах на другом берегу, возвращаются вечером отдыхать в свои особняки в Бротто. Семейство Дакс жило здесь на Парковой улице. Направо – старый город, расположенный на полуострове, вытянувшийся между двумя потоками, от отвесного холма Круа-Русс до острого мыса, где встречаются оба течения. Две мили высочайших домов, начиная с вершины, рядами покрывают склоны холма и кучей стоят внизу на полуострове между кривых улиц, узких, как коридоры, и мрачных, как темницы; старый город, энергичный и трудолюбивый, который покупает, продает, производит и не перестает богатеть.
Посредине моста барышня Дакс остановилась, чтобы насладиться ветерком; но величественное зрелище она удостоила только рассеянного взгляда. Барышне Дакс было двадцать лет. Хорошо воспитанный отпрыск буржуазной семьи, она любила только зализанные акварели, подчищенные сады и слащавые романы, полные сантиментов, настоянных на розовой водице. Грубая красота жизни не казалась ей красивой.
Читать дальше