Григорий Борзенко - Карта капитана Берли. Часть 1

Вот и все. Последняя горсть земли брошена в могильную яму, и на этом жизненный путь конкретного человека закончен. Радости, печали, порывы и мечты – все осталось там, по ту сторону. Как все-таки бесконечно гармонично и в тоже время безмерно несправедливо устроен этот мир! Кто задумывается об этом в детстве да и в юном возрасте? Жизнь кажется бесконечной, все дороги вокруг открыты, возможности безграничны и, кажется, так будет продолжаться всегда, вечно. В более зрелом возрасте все чаще приходит мысль о неизбежном, человек задается вопросом: а что успел я сделать, ведь большая половина жизни уже позади? Здесь-то и обнаруживается, что сделано до обидного мало, но тут же утешаешь себя мыслью: впереди еще долгий срок, и просто стараешься не думать о печальном. Но каким пером можно описать, какими словами можно рассказать о состоянии души человека в преклонном возрасте, когда понятие смерть становится чем-то более реальным, чем сама смерть. Она может быть совсем не мучительной, прийти во сне. Но мы не об этом. Мы об ожидании смерти, о том, как ужасно жить и сознавать, что если не завтра, так послезавтра «гостья» придет. Теперь уже не кажется, как в юности, что вся жизнь впереди, не громоздятся планы на годы вперед, не кажется будущее радужным, теперь оно определяется одним понятием: впереди тьма и пустота. Это главная драма старости, в этом парализующий трагизм бытия. Природа, дав жизнь человеку, на ее исходе будто бы задалась целью отомстить за неведомо какие грехи, обрушив на него целый каскад «прелестей»: физических мук от бесконечной череды всевозможных болезней и старческих болячек, которые, кажется, только и ждали своего часа, чтобы остервенело наброситься на несчастного, а еще – душевных мук, когда наступает миг, ставящий человека перед фактом, что одно из величайших земных радостей – желание и, главное, умение любить женщину – уходит в прошлое и возврата к этому не будет уже никогда. Осознание собственной ненужности особенно власть имущим и, когда не так давно все вокруг льстили и уважали, соревнуясь друг с дружкой в незримом споре угодить и ублажить, а теперь, словно по команде, совершенно забыли даже о существовании своего обожателя. А ведь многие были триумфаторами не только в личной жизни, а творили историю, решая судьбы целых стран и народов.

И вот в один миг всему этому приходит конец. Нет вокруг ни этих самых стран, народов, ни отдельно взятых людей. Не нужно куда-то спешить, чего-то добиваться, делать карьеру и тому подобное. Наступает нечто большее, чем безразличие. И можно бесконечно много и долго говорить о загробной жизни, об аде и рае, говорить, заметим, живым, для усопших же выбор один: могильная яма. Можно всю жизнь гоняться за дорогими украшениями и блистательными нарядами, но всегда это заканчивается одним: кладбищенским крестом. Совершенно равнодушны к золоту – бриллиантам и истлевшей одежде, независимо от того, какой она была в свое время: нищенским тряпьем или богатым нарядом, могильные черви. Истлевает не только одежда, истлевает тело. Тлен – вот итог всех порывов, дерзаний, карьер и жизненных путей. Потому-то и хочется сделать как можно больше за этот до обидного малый отрезок, отмеренный каждому в этом мире.

Проводив отца в последний путь, Джон возвратился в родительский дом и поразился его пустоте и угрюмости. Он, собственно, давно уже был таким после того, как умерла мать, ушла прислуга, просто Джон посмотрел на все другими глазами. Конечно же, душевный дискомфорт объяснялся в первую очередь смертью отца, но вместе с тем Джон как никогда ясно понял, что время детства и юности прошло безвозвратно, что на смену озорной ребячьей беготне по лужам и шальной юношеской беззаботности пришло что-то серьезное, доселе неведомое. Всем своим телом юноша чувствовал, что совсем скоро покинет этот дом, покинет навсегда, и останется он для него лишь неким символом, маяком, к которому можно будет возвратиться лишь в мыслях, в минуты воспоминаний и ностальгии. Джон не первый и не последний, кто переступает этот рубеж. Для любого человека родительский дом является той спасительной гаванью, куда он в минуты невзгод и передряг, находясь за тысячи миль вдали, на другом конце света, может хотя бы мысленно возвратиться, утешиться уютом и теплотой до боли знакомых стен. Ведь с ними связано столько хорошего. Это уже потом, покинув родительские стены и окунувшись в самостоятельную жизнь, сталкиваешься с первыми трудностями, невзгодами, подлостью и предательством. С родительским же домом связано совсем другое: тепло материнских рук, ее ласка и нежность. Это там, за окном родного дома, воет злая вьюга или неистовствует колючий ветер с дождем. Здесь же убаюкивающее тепло, расслабляющее потрескивание поленьев в печи или камине и мамина колыбельная у твоего изголовья, такая бесконечно добрая и нежная!