Джулия Мова - Οβίδιος. Тайна золотого времени

Ей снилось, будто она на палубе какого-то старинного судна. Ночь, темная, непроглядная, окутывает ее черным саваном, и кажется, что куда ни взглянешь, кругом бездна. Так тихо, будто все вымерло, и лишь слышно, как играет с колоколом налетающий порывистый ветер. А потом откуда-то выползает туман, серый, густой, как молочный кисель, и все ближе и ближе подползает к ногам девушки. Лусия сначала не замечает его. Она смотрит за борт, ищет, зовет кого-то, и бездна, словно акула, пытается проглотить ее…

Лусия старалась не верить в сны. По мнению дона Франсиско, пытаться истолковывать сны – большой грех, ведь в таком случае мы уподобляемся колдунам и ведьмам. Девушка наложила на себя крестное знамение и вышла из каюты…

На палубе сновали матросы. Одни закидывали сети, пытаясь поймать рыбу. Другие, закатав штаны и шлепая босыми ногами, драили палубу, проеденную морской солью и ветрами. Третьи, распевая пошленькую песенку, раскачивались в такт хода судна на «нитях» рангоута. Фрегат заметно сбавил скорость.

Матросы уже присмотрелись к женщине на борту и не оказывали ей столь явственных знаков внимания. Но всякий раз, когда девушка появлялась на палубе, они едва сдерживали улыбки и невольно замедляли работу. Вот и сейчас, как только показалась Лусия, песня матросов стала звонче, веселее, задористее.

Фокс, увидев Лусию, широко и дружески улыбнулся и вежливо поклонился.

– Как ваше самочувствие? – спросил он, вперив в нее круглые зеленые глаза. – Нам стало известно, что вы вчера загадочным образом потеряли сознание…

Девушка не нашлась, что ответить ему. Откуда они знали, что с ней случилось?! Неужели им все рассказал капитан? Может быть, они знают, что с ней произошло, даже больше того, что знает она?! И каким таким чудесным образом она оказалась в своей постели?! И разве можно спрашивать о подобном?! Она чувствовала смятение и невольный стыд.

– Я чувствую себя хорошо, – заверила Лусия старшего помощника, но вид ее был потрясающе красноречивым. Воспаленные уставшие глаза, опухшие веки, легкое подергивание скул. Во всем облике читалась уязвленная гордость и, вместе с тем, детская беззащитность.

– Неужели вас обидел капитан?! – прямо спросил Фокс и, не услышав от девушки опровержения, впервые за все время нахмурил брови.

– Наверное, я и впрямь не совсем здорова.

У Лусии снова закружилась голова и снова проявилась тошнота. Она схватилась за бортовые поручни, чтобы не упасть. То ли это морская болезнь давала о себе знать, то ли вчерашний обед… Но больше всего ее беспокоило другое…

Как она успела заметить, власть Фокса на корабле была внушительной. В нем было что-то такое, что, несмотря на уважение к капитану, заставляло многих искать поддержку в старшем помощнике капитана. В Фоксе светилась какая-то доброта, детская непосредственность и, вместе с тем, в твердости и мужественности с ним могли бы поспорить разве только самые бравые матросы. И невольно Лусия тоже поддалась очарованию Фокса, хотя раньше думала, что терпеть не может рыжих.

Единственное, что смущало девушку в старшем помощнике, – это его религиозные предпочтения, точнее, их полное отсутствие. Как-то Лусия спросила его, какого он вероисповедания, на что он (уже без своей наигранной французской манеры) ответил: «Аллах, Христос, Будда – все одно». Теперь же он внимательно, без тени улыбки и, как показалось девушке, с отцовской нежностью смотрел на нее.

– Вы проводите меня до каюты? – попросила Лусия, избегая смотреть туда, где мог быть капитан.

Между тем Дэвид Мирр стоял у штурвала и вел прекрасное белое судно. В застывшем облике капитана было что-то непроницаемо-холодное. В свете полуденного солнца он казался высеченным из камня; он был частью «Овидия»…

Фокс с удовольствием проводил до каюты онемевшую девушку, пожелавшую остаться в одиночестве…

Лусия не могла ни читать, ни лежать, ни сидеть. Ей все время хотелось куда-то бежать, прыгнуть в воду, наконец, или сделать что-то подобное, что не соответствовало привычному, сложившемуся в испанском обществе образу благочестивой католички.

Голова раскалывалась так, будто сам Гефест устроил там наковальню и теперь с особым усердием стучит своим молотом, выбивая искры из глаз. Но жаловаться кому-либо на плохое самочувствие она не хотела, поскольку, как она уже поняла, кроме самого капитана, на корабле никто никаких лекарств в руках не держал. А от одной только мысли, что Дэвид мог оказаться возле нее, на расстоянии вытянутой руки, девушку бросало то в жар, то в холод. «Какое-то дурацкое наваждение!» – думала она…