Евгений Скворцов - Мои авианосцы

В ходе дальнейшей службы на крейсере «Мурманск» в должностях старшего помощника и командира, а позднее на всех кораблях, которыми командовал, я смело внедрял эту методику и

имел хорошие результаты. Все мои офицеры прекрасно разбирались в технических тонкостях «соседней» специальности.

Забегая вперед, скажу, что когда впервые в ВМФ СССР наше соединение приступило к освоению принципиально нового вида вооружения – самолетов и вертолетов, базирующихся на авианосце, мне, по соглашению с командованием авиации ВМФ, удалось ввести подобную систему и для летно-технического состава. Эффект был потрясающий.

Профессиональное мастерство летчиков и моряков в кратчайшие сроки возросло до того уровня боевой подготовки, который позволял решать любые поставленные задачи. А ведь это, как ни странно, тоже из раздела морской практики.

По военной специальности я артиллерист. Главным оружием у нас на корабле была артиллерия, по известному выражению «бог войны». Артиллерийская боевая часть крейсера состояла из трех дивизионов: главного, универсального и зенитного калибров. Я служил в дивизионе универсального калибра. Прошёл в нем все должности, от командира 100-мм башни до командира дивизиона.

Служба в этом дивизионе, на всех должностях, предполагает безупречное знание своего оружия, отличную реакцию и автоматическую натренированность при обслуживании техники. Это объясняется, во-первых, тем, что в универсальном калибре каждый командир батареи управляет огнем по всем видам целей: морским воздушным и береговым. В других дивизионах этого нет.

Основу дивизиона зенитной артиллерии, например, составляли автоматы малого калибра, они вели огонь только по видимым с корабля целям.

Во-вторых, в отличие от главного калибра, у наших универсальных установок скорости изменения координат обстреливаемых целей настолько реактивны и переменчивы, что малейшая задержка – порой в доли секунды – грозит поражением в бою. Завалом практической стрельбы в мирное время и ударом воздушного противника по кораблю в военное. Пережить такой позор тяжело.

На совещании и на обеде в кают-компании провинившийся чувствовал себя очень неуютно. А уж при публичном разборе стрельбы старшим начальником или флагманским артиллеристом… Вроде и не было прямого укора от сослуживцев. Каждый понимал, что сегодня ты, а завтра я. Но на душе у него все равно было муторно: испорчен праздник – выход корабля в море для выполнения артиллерийских стрельб; сорван план боевой подготовки. Не удивительно, что каждая стрельба, каждый выход в море готовились самым тщательным образом.

Не помню случая, чтобы перед стрельбами уважающий себя офицер-артиллерист не прошёл по всему своему хозяйству, не представил бы мысленно всех вариантов, возможных при подготовке и проведении стрельбы.

На крейсере «Чапаев» мы воспитывались в обстановке высокой требовательности и дружеской поддержки со стороны более опытных товарищей. Мы были молоды, нуждались в опеке и подсказках.

Удивительные были годы. Дни летели, как мгновения. Казалось бы, чем можно на корабле занять себя? Тем не менее день был заполнен до предела. Растерянность наступала, если начальник звонил к тебе в каюту и говорил, что есть изменения в суточном плане и некоторое время можно использовать по своему усмотрению. Полчаса, час – это же вечность… Ходишь, как неприкаянный – скорее бы она, эта вечность, кончилась.

Отдыхать мы тоже умели.

В те времена в эскадре Северного флота было два крейсера и четыре бригады эскадренных миноносцев. Нам казалось, что «Чапаев» был на голову выше остальных кораблей по организации службы, корабельному порядку и офицерскому составу. У чапаевских офицеров был особый стиль и шик. Их узнавали. Они по-своему одевались, имели в Доме офицеров свой столик. В абсолютном большинстве до звания капитан-лейтенанта они не женились, считая это помехой в службе. У нас в героях ходили не те, кто отличался на танцах, стильно одевался, имел вместо суконной бостоновую тужурку (гражданское платье в те годы не носили) и золотые запонки. Героями были настоящие служаки. Те, кто лучше знал свое дело, отлично правил вахту, умел навести в своем подразделении флотский порядок, оставаясь любимцем матросов. Наконец, те, кто брал призы по огневой подготовке, был новатором в ратном деле, настоящим моряком.

Лейтенантская юность. Романтика. Несмотря на суровое и, прямо скажем, голодное послевоенное время, мы сумели вынести на своих плечах все тяготы и невзгоды корабельной службы, не потеряв оптимизма.