Юрий Давыдов - Южный Крест

Прощай, Родина!

Время на судах, несмотря на однообразие будней (а может, именно поэтому), летит удивительно быстро.

Уже пять месяцев «Рюрик» в походе. Давно остались за кормой и башни Копенгагена, и рыбачьи шаланды у меловых скал Англии, и огни Плимута. В преддверии Атлантики изведан злой шторм. Пересечен океан. И у благодатной земли Нового Света, гористой и зеленой, еще одна буря испытала крепость «Рюрика».

Да, быстро летят корабельные дни. Давно уже чувствуют себя старожилами три человека, ступившие на палубу брига в Копенгагене.

Двое заняли пустовавшие до того кройки в каюте, где обосновались доктор Эшшольц и художник Хорис. Эти двое натуралисты. Адальберт Шамиссо, красивый насмешливый француз, выросший в Германии, и датчанин, исследователь северной природы, уже побывавший в Гренландии, а теперь намеревавшийся изучить Камчатку — Мартин Вормшельд, целеустремленный, упорный, один из тех, о которых его соотечественники говорят: «этот знает, где поставить шкаф».

Ну, а третий? Третьего тотчас отличишь. Он негр, вест-индский негр; капитан отыскал его в копенгагенском порту и нанял поваром, надеясь, что в тропических широтах тот сумеет, не изнывая от двойной жары — солнца и печки, хорошо прохарчить команду…

Пять месяцев в походе «Рюрик». Были за это время и напряженные, страшные штормовые часы, когда Никола Чудотворец, покровитель моряков, видать, отступился от «Рюриковичей», и они сами вызволяли себя из беды; бывали и веселые — в открытом океане сочинили и сыграли на шканцах комедию «Крестьянская свадьба»…

Все дальше уносят «Рюрик» волны и ветер. Впрочем, новолетье застает мореходов еще в Атлантике.

В общей каюте сошлись за праздничным столом офицеры и ученые. Начались тосты, благодушные пожелания. Как водится, принялись вспоминать уходящий год. Сколько же громких событий, и сколько в них драматизма! И, конечно, чаще всего произносятся слова «Наполеон», «Франция». На затерянном в океане бриге в новогоднюю ночь говорят и о побеге Наполеона с острова Эльбы, и о «ста днях», и об июньской, гибельной для Наполеона битве при Ватерлоо, и о вторичном занятии Парижа войсками союзников.

Но никто из семерых собеседников и не догадывался, что в октябре совсем неподалеку от «Рюрика» плыл английский фрегат, увозивший поверженного полководца на пустынный остров.

И никто из семерых не знает, что на шею народов, стряхнувших Наполеоново иго, уже напяливают ярмо «законных» монархий, восстановленных Священным союзом. Однако, знай это офицеры и ученые, они не разглядели б в том ничего худого. Только романтик и свободолюбец Адальберт Шамиссо горестно поник бы головой…

Но «Рюрик» уже очень далек и от европейских берегов и от европейских событий.

На двухмачтовом корабле все нетерпеливее ожидают встречи с диковинным, ярким, самобытным миром Тихого океана. Офицеры, штурманы, матросы грезят о географических открытиях, ученые — о находках невиданных растений и животных, о гербариях и банках с заспиртованными особями.

Этот мир открылся экипажу «Рюрика» в 1816 году.

Обогнув мыс Горн — дело, разумеется, не обошлось без сильнейшей передряги, едва не сгубившей самого Коцебу, — корабль достиг Великого или Тихого океана. Тогдашние географы и навигаторы, в том числе и Крузенштерн, часто именовали его Южным морем.

Южное море… Большие надежды возлагали на него организаторы экспедиции. Сидя за столиком в своей тесной каюте в накинутом на плечи сюртуке, Отто Евстафьевич Коцебу разворачивает инструкцию.

«Двукратное через все Южное море переплытие корабля в разных совсем направлениях, — перечитывает капитан, снимая нагар со свечей, — бесспорно послужит к немалому распространению наших познаний о сем великом Океане, равно как и о жителях островов, в величайшем множестве здесь рассеянных».

Вот и начинается, думает Коцебу, первое из «двукратных переплытий»…

Широко и мощно дышит Южное море. По правому борту кроется во мгле скалистый чилийский берег. В разрывах туч теплятся звезды. Стрелка запасного компаса в капитанской каюте показывает на север. На север держит и рулевой «Рюрика».

Плавание от Кронштадта до чилийского порта Консепсьон (кстати сказать, до «Рюрика» в Чили не появлялось ни одно русское судно), несмотря на трудности, было, по справедливому замечанию Коцебу, «только введением». Но с того дня, как бриг покинул Чили, «началась важнейшая часть путешествия».