Борис Яглинг - Поход «Северянки»

И когда вестовой исчез за дверью переборки, спросил Евсеева:

- Может быть, вы сумеете объяснить, чему так обрадовался штурман?

- Охотно, могу объяснить… У Никишина страстишка посылать письма девушкам, о которых пишут в газетах. О нашей «Дяде Наде» тоже в газетах упоминали. Он и ей письма отправлял, наверное…

- Ты всегда был путаником, Аркадий, - недовольно сказала Надя и, строго поглядев на продолжавшего хохотать Сахаджиева, снова подтвердила:

- Вот автор этих писем. Я даже портрет его получила.

Бедный штурман сконфузился и умолк.

- Правильно, Дядя Надя, - согласился Евсеев, - а знаете, в чем дело? Никишин еще в мирное время писал многим стахановкам, летчицам и дояркам. И всегда все ему отвечали. Переписка у него была большая. Но называться вестовым он почему-то стеснялся, а за кого себя выдает в письмах, теперь догадаться нетрудно. Он на лодке у всех офицеров и старшин фотографии клянчил. Никто не давал, а у Жоры Сахаджиева сердце - не камень… Не пойму только, зачем Никишин чужие фотографии в своих письмах посылает? Какой ему от этого прок? Вдруг девушка влюбится по фотографии? Для кого же тогда Никишин старался?.. Впрочем, пока он будет рассылать портреты штурмана, я думаю, сердца всех знатных девушек в безопасности…

- Старпом! - притворно простонал штурман. - Я верю в свою звезду.

- Разве уж если запоешь, - пожал плечами старпом. Обратившись к Наде, он пояснил: - Голос у него, действительно, не очень противный. Штурман - флагманский тенор нашей лодки. Одна девушка, послушав этот, голос, оказалась настолько неблагоразумной, что даже вышла за него замуж.

- Она сейчас в Ленинграде, с дочкой, - вздохнул сразу ставший серьезным Сахаджиев. - Получил я на-днях письмо. Ночью Маришку в убежище несла, а та во сне бормочет: «Мама! Какая у нас самолетная улица»…

- А моя пишет - Петька просит: «Папа, привези мне фугаску», - прихлебывая чай, вспомнил Орлов. - Ишь, чего захотел!

- Каким временем мы располагаем, товарищ капитан первого ранга? - почтительно спросил Плескача Логинов.

- Вполне достаточным, - успокоил Плескач, взглянув на часы. - Снимемся в двадцать четыре часа. Переход рассчитан точно на сутки. Нужно разведчиков высадить в темноте. Пока еще можем поболтать… Чай допьем - будем готовиться к походу. Давайте послушаем наших гостей.

- Давно пора! - обрадовался изнемогающий от любопытства Сахаджиев. - Что вы там собираетесь делать, в этом фиорде, дорогой капитан?.. Поганое место. Мы там однажды чуть не напоролись на мину.

- Главным образом будем ловить бабочек, - невозмутимо ответил Мызников. - Там водятся великолепные экземпляры.

- Вы слишком строги к нему, капитан,- смеясь, сказал Плескач.

- Вообще говоря, дело нам предстоит нехитрое, но и нелегкое, - серьезно продолжал Мызников. - По видимому, готовится наше наступление на Севере. Мы должны выяснить расположение фашистских штабов, артиллерийских батарей и маневренных аэродромов. При случае- подпалить и взорвать военные склады немцев. Если удастся - захватить «языка». Вот и все.

- Да, действительно, «вот и все»… - уважительно буркнул Сахаджиев.

Люди сухопутной войны всегда казались ему героями. «У нас что?- рассуждал штурман.- Даже раненые бывают редко. А если уж тонуть - так всем вместе. Зато всегда в чистом белье, ноги не натерты, всегда со своим камбузом, с сервизами, с мадерой… Все-таки мы воюем, как баре! А вот они… Даже неловко, ей-богу…»

И невдомек было штурману, что привычный и понятный для него труд подводной войны в свою очередь вызывал в непосвященных трепет беспредельного уважения. Именно такое чувство испытывала Надя, осматриваясь в отсеке лодки.

- Очень у вас интересно, товарищи, - простодушно призналась она. - Я на подводной лодке в первый раз. Колесики, колесики, совсем как в часовом механизме… Какая-то марсианская машина!..

- Ничего марсианского тут нет, Дядя Надя, - ободрил ее старпом. - Клапаны да магистрали. Будешь натыкаться - спрашивай, как называется, и все приборы узнаешь. Вас - молодых подводников - только так и научишь.

- Подводные плаванья не для женщин, - веско сказал Плескач. - На Черном море в мирное время, кажется, брали однажды на борт какую-то журналистку. Уж очень, должно быть, настойчивая была… А в нашем море вы - первая подводница…

- Ну, что ж, приятно быть исключением, - улыбнулась Надя. - А что самое страшное в подводном плавании? Чего вы сами больше всего боитесь?

- У всякого свои страхи, - усмехнулся Плескач. - Обо мне, например, злые языки распространяют слухи, будто я очень боюсь… утопленников!