Мятежники теперь всех подгоняли в лодку, и когда большинство из них собрались (на верхней палубе — Авт.), Кристиан распорядился подать ром каждому из его команды. К тому времени я весьма устал и, к несчастью, понял, что ничего не могу сделать, чтобы вернуть корабль — каждая попытка встречалась угрозами смерти…
<���…>
…Офицеров вызвали и принудили идти в лодку, пока я находился под стражей позади бизань-мачты. Кристиан одной рукой держал меня за веревку, которая связывала мои руки, а во второй у него был штык. У людей вокруг меня оружие было заряжено, что настолько приводило меня в ярость против этих неблагодарных мерзавцев, что я подначивал их стрелять, и они разрядили стволы.
Одним из моих стражников был Айзек Мартин. Мне показалось, я призвал к его чувству долга, и поскольку он угостил меня помпельмусом (мои губы сильно пересохли в попытках что-то изменить в моем положении), мы глазами объяснили друг другу наши взаимные желания. Это, однако, заметили, и Мартина незамедлительно от меня увели; он намеревался покинуть корабль, но ему пригрозили немедленной смертью, если он не вернется (на судно — Авт.) из лодки.
Оружейник Джозеф Коулман и двое плотников, Макинтош и Норман, были удержаны (на борту судна — Авт.) против своей воли, и они умоляли меня (с потоком слез) помнить, что каждый из них ни коим образом не причастен к этому делу. Как мне сказали, скрипач Майкл Бирн, наполовину слепой, понятия не имел, что происходит, и хотел покинуть судно. Эти несчастные, таким образом, заслуживают милосердия.
Я не буду подробно излагать мои попытки сплотить и вернуть преступников к чувству долга — все, что я мог, это говорить с каждым издалека, так как никому не дозволялось приблизиться ко мне. Чтобы спасти корабль, я исполнял свой долг так, как это было возможно (в тех обстоятельствах — Авт.), они знали меня слишком хорошо, чтобы предоставить мне больше власти, и поэтому связали меня очень крепко, тогда как все остальные были свободны, за исключением штурмана, доктора, ботаника, канонира и моего писаря м-ра Сэмюэла, которых заперли в каютах. Последнему удалось выскользнуть из своей каюты, и ему я обязан спасением моих дневников, документов и других материалов, судовых бумаг, а также моего обмундирования и части одежды. Без этого я бы не смог подтвердить все, что сделал, и моя честь и репутация могли бы оказаться под властью клеветы без соответствующих документов, доказывающих мою правоту. Всё это было сделано (Сэмюэлом — Авт.) с большой решимостью, в обход стражи и под неусыпным присмотром. Он попытался спасти хронометр и мои многочисленные карты с рисунками за 15 прошедших лет [47], когда его поторопили со словами: „Лопни твои глаза, тебе хватит того, что есть“ [48].
Каюта штурмана находилась напротив моей. Он увидел их (мятежников — Авт.) в моей каюте, через дверной проём наши глаза встретились. У него в каюте имелась пара судовых заряженных пистолей и патроны. При твердой решимости ими можно было бы хорошо воспользоваться. С 24 января [49]я приказал использовать эти пистоли вахтенными офицерами, и поначалу они хранились в нактоузе, но было мнение, что оттуда их могут выкрасть, и с тех пор они содержались в каюте штурмана.
После того, как он дважды или трижды посылал к Кристиану за разрешением подняться на палубу, ему, наконец, дали добро, и его вопрос Кристиану был: „Позволите ли вы мне остаться на судне?“ — „Нет. У вас есть возражения, капитан Блай?“. Я прошептал ему (Фрайеру — Авт.): „Сбейте его (Кристиана — Авт.) с ног, Мартин — хороший“, это произошло как раз перед тем, как Мартина увели от меня. Кристиан, однако, оттолкнул меня назад, и штурман ушел по требованию снова вернуться в свою каюту. И я его больше не видел до тех пор, пока его не заставили идти в лодку.
Впоследствии он рассказал мне, в ответ на мой вопрос, что ему не удалось найти никого, с кем можно было бы действовать. Оставшись на борту, он надеялся взять власть в свои руки и отбить корабль. А что касается пистолей, то он был так взволнован и удивлен, что даже не вспомнил о них. На мой вопрос, как ключи от оружейного сундука исчезли из его каюты, его брат (точнее, брат его жены, то есть шурин — гардемарин Роберт Тинклер — Авт.) сказал, что их взял человек, который ему (штурману Фрайеру — Авт.) прислуживал [50], и так оно и было.
Что касается тех офицеров, чьи каюты находились в носовой части трюма, то им было не легче. Они пытались прийти мне на помощь, но им не разрешили высунуть голову из люка.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу