Андрей Данилов - HOMO Navicus, человек флота. Часть вторая

– А с кем командир разговаривает?

А и нет никого. Знает, что слышу. Через переборку. Избегает, общаться не хочет. Стул в переборку периодически кидает.

Чу, дверь каюты хлопнула. Старпом. Шепчет что-то.

Командир унесся куда-то. Не, криков не слышно. И куда? И пошто обидел? С «листками»? Да нет, командир – человек не мелочный. Глубже надо копать. И что я не так сделал?

В каюту заходит старпом.

– Викторыч, что с грибом делать будешь?

– Порежу на кусочки и посушу. Здесь, в каюте.

– Ты что, в каюте нельзя. Только дома, здесь он столько дерьма наберется… Это мы дышать можем, а гриб – животное нежное. Вонять лодкой будет. Ты сваришь, а жрать не сможешь. Понюхай свой дипломат с чистым бельем. Ну, чем пахнет?

– Лодкой.

– Вот, видишь. А домой не скоро попадем. Ну, ты думай, а я пошел.

– Личному составу – отбой. Дежурный.

Лежу, не спится. Ни старпома, ни командира… Дверь отъезжает на роликах. Старпом:

– Викторыч, ты гриб еще не резал? На сушку?

– Да нет. Ты ж сказал, вонять будет. Где вы?

– Ты, это, вот что. Командир дока поляну накрыл. To-се, но главное блюдо-картошка с грибами и жареным луком. Только вот беда, у опят дух есть, а вкуса нет, корешки. Отдай ГРИБ, блин, я тебе говорю!

– Да бери.

Ну и сука, ну и дипломат!

Сидим в каюте командира дока, шильцо, картошка с грибами бесподобная. В «тысячу» играем. На надводном корабле в «преф» играли во время «большого Сида» с пятницы до понедельника. Вист по полкопейки. Но и «тыща» тоже ничего.

Командир издевается:

– Зам, ну и где твой ГРИБ? История, переваривается уже. Здорово я тебя обул? Сушить, сушить… Придумал, тоже мне…

Я проигрываю. Злой.

– Александр Иванович, я завтра еще один найду. Больше. Тот и засушу.

Пыхнул командир глазом, а потом засмеялся.

– Удачи тебе, зам. Такие грибы – редкость. Сожрали уже. Забудь. Успокойся. С тебя трояк. Завтра отдашь? Ты что делаешь, с чего зашел? Ну, твое дело. Карты, они счет любят… Ты считай, студент. А то без штанов останешься. А зачем мне зам голозадый?

Опять выиграл. Счастливый.

А обещание или угрозу я выполнил. В свой адмиральский час, святой, на следующий день в лесу еще большего нашел. Не срезал. Ну его на фиг. Ну что такое ГРИБ? Пусть растет. Только рукой погладил.

Друзья! Товарищи! Братья и сестры!

Никогда я бы не осмелился претендовать на ваше драгоценное внимание, если бы не святой долг перед почившим в бозе моим батюшкой, Христофором Бонифатьевичем Врунгелем.

Отец не признал меня официально, так как никогда не связывал себя узами брака, но поддерживал морально всю жизнь, как и сотни моих братьев и сестер в разных портовых городах мира.

Батюшка остро переживал болезнь (прогрессирующий склероз), которая не позволяла ему подсчитать наше хотя бы приблизительное поголовье. Но если болезнь нельзя победить, то ее можно обмануть. Будучи человеком нестандартного мышления и не чуждым совести, стыда и определенной ответственности, он обратился к нам через газеты различных стран. Учитывая его огромный вклад в развитие географической науки, кораблестроение, сельское хозяйство (проращивание окурков с помощью овса), создание бессмертного шлягера о птичках и коровах, который до сих пор поют на Гавайях, вклад в развитие парусного спорта и другие заслуги перед человечеством, правительства и массмедиа разных стран пошли ему навстречу. Письмо отца было опубликовано миллионными тиражами. Газеты едва ли сохранились, но желающие ознакомиться с полным текстом могут найти его в кипу – узелковом письме индейцев в Южной Америке, на слоновьем бивне в Западной Африке, нацарапанным на панцире самой большой и старой черепахи на Галапагосах, высеченным в камне на острове Пасхи (подножие третьей статуи справа), вырезанным на моржовой кости на Чукотке, вытатуированным на коже тогда еще самого быстроногого индейца в Новой Зеландии. В Индии, Китае, Исландии и Аргентине его передают из уст в уста, в Перу насвистывают.

А как ласково он нас назвал: «Мои милые издержки профессии…» Даже сейчас, по прошествии многих лет, я, седой мужчина, не могу сдержать слез от теплоты, заключенной в каждом слове этой фразы… Письмо мне, сопливому мальчишке, читала моя еще юная мама, прервав песенку о родном Зимбабве и тайком утирая глаза. Ей было совсем одиноко в Одессе, если бы не я. Как она попала в этот южный город, я не знаю, но, думаю, не без помощи отца. В письме были советы и заветы, которым я следую всю жизнь. Главные из них: ценить родителей, записывать все, чтобы склероз оказался бессильным, что лучшие люди в мире – моряки, никогда не теряться и не унывать. А эти слова: «Дети разных народов, очевидно, именно я – ваш папа. Я любил ваших мам, но море звало. Оно победило. Победителей не судят. Если что – пишите. Отец».