Патрик Несс - И небом нам был океан

– Что-то близится, – молвила она и, заработав хвостом, устремилась вперед. – Что-то поднимается в воду.

– Где? – прошептала Виллем, отчаянно вглядываясь в белую пену внизу.

– Тихо! – прикрикнула на нас Трежер. Она была первой, то есть старшей ученицей и редко позволяла нам об этом забыть.

Воду пронзили щелчки эхолокаций. Капитан Александра решила, что наших сигналов будет достаточно, и положилась на свои глаза, нюх, а может – кто ее знает? – на дар ясновидения.

– Меньше чем в лиге от нас, – доложила Трежер. – От центра вправо.

– Зорче взгляд! – повторила команду капитан.

– Нашла, нашла! – откликнулась Виллем.

– А как успехи у Вирсавии? – не оглядываясь, спросила капитан.

Я до сих пор не подавала голоса. Потому что ничего не нашла – сколь бы яростно ни посылала сигналы в водные просторы, как бы долго ни ждала ответного эха. Вот сейчас, сейчас защелкает в огромном шаре воскообразной жидкости у меня во лбу… Но нет, справа от центра, где Трежер и Виллем якобы обнаружили добычу, ничего не было. Лишь пустой океан. В ту пору я, совсем юная ученица, не проохотившаяся еще и года, уже многому научилась. Что-то неладно… Тревога моя нарастала, и я начала догадываться, что Трежер и Виллем солгали капитану: они ничего не нашли, но хотели произвести на нее впечатление – и, возможно, тем самым угодили в ловушку, которые та иногда расставляла для своих неосмотрительных учениц (даже я знала об этой ее привычке).

– Вирсавия! – грозным и одновременно игривым тоном обратилась ко мне капитан: хищник забавлялся со своей жертвой.

Щелчок. Еще один, еще… Нет ответа.

Я резко развернулась влево.

– Нет, не справа! – удивленно воскликнула я и на всякий случай послала еще один сигнал. Было страшно, однако я не сомневалась в своей правоте. – Цель в трети лиги от нас. Налево и еще раз налево!

– Нет!.. – охнула Трежер.

– Неужели правда? – выдавила Виллем.

– Вирсавия совершенно права, – сказала капитан, разворачивая могучий корабль влево, а потом еще немного влево.

– Нашла! – крикнула Трежер (запоздало и оттого слишком громко).

– Он поднимается в воду, – сказала капитан.

И началась травля.

Сразу хочу кое-что прояснить. Тогда я любила охоту. Сейчас, после всех событий и стольких смертей, после бесконечного ожидания подмоги, которая могла и не прийти, я имею полное право ее ненавидеть.

(Хотя и по сей день бывает: народ зашепчется, вспыхнет любопытство в глазах, и робкий голос спросит, нельзя ли еще разок услышать мою историю – потехи ради. Это кого же она потешит? Уж точно не меня. Я обсуждала это с вояками, и они подтвердили: да, есть среди нас и такие, кто романтизирует охоту – и войну; в мирные времена они грезят ратными подвигами, мечтают оставить след в истории и снискать славу, невидимую, пустую, которая не прокормит их детей, зато даст повод для гордости и возвысит их над ближними; они никогда не задумываются об отчаянии, о крови и боли, не пытаются представить, как вновь и вновь замирают в груди сердца. Когда нашим войнам пришел конец, я, подобно всем солдатам тех войн, обрела утешение в непоколебимой тишине, потревожить которую осмеливались лишь глупцы.)

И все-таки я решила, окончательно и бесповоротно, поведать вам свою историю. Я изменилась. Да, тогда я мало смыслила в жизни, это верно, но кое-что все-таки знала, например, что люди обитают в перевернутом мире, океан для них – внизу, а Бездна – наверху, и встречаются наши миры лишь на поверхности моря. Еще я знала об измышлениях некоторых наших писателей: мол, это мы, киты, живем наоборот и не спускаемся к людям, а поднимаемся к ним. Для нас подобные рассуждения сродни святотатству: человек не может быть наверху и никогда не получит господство, это все выдумки и праздные фантазии.

Знала я и о нашем совместном прошлом; тысячи лет люди вели охоту на китов, а киты – на людей. Наши миры росли и развивались, зеркально отражая друг друга. Война порождала все новые научные и технические открытия.

Со временем я полюбила охоту – не охоту как действо, а ее историю, ее вклад в становление моей личности. Да, я очень любила охотиться. На то у меня даже была веская причина, но какие еще причины нужны юному киту, кроме осознания простого факта: с незапамятных времен люди охотились на нас, а мы в ответ охотились на них. Таков наш китовий долг, и я принимала его как данность.