Погода засвежела, один за другим проносились снежные заряды. Видимость была, как говорят моряки, нулевая.
24 сентября юнга Негара заступил на вахту. В боевой рубке находился командир Дмитрий Лысов и штурман лейтенант Валентин Дементьев.
— Юнга, курс двести семьдесят. Держать по компасу, — сказал Дмитрий Лысов.
— Есть, держать по компасу, — ответил Негара.
Командир выбрал вариант зигзага, корабль лег на очередной галс, дал полный ход. Первый час прошел спокойно, и вдруг сильный взрыв потряс корабль. Гребные винты и рули сорваны, в корпусе пробоина, вышла из строя рация. Лишенный хода тральщик как-то неестественно закачался на волнах; постепенно стал крениться на левый борт.
Была сыграна аварийная тревога. По этой команде юнга Негара заводил пластырь вместе с матросами боцманской команды. Всеми работами руководил главный боцман Николай Сердобов, волжанин, уроженец города Куйбышева. Затем в кормовом отсеке аварийная партия ставила подпорки, но вода не убывала. С мостика следуют ясные и четкие команды. Каждый матрос знал свое место, свою задачу. Артиллерийские расчеты время от времени открывали огонь. Фашистские подлодки имели такую привычку: добивать судно из орудий после того, как торпеда сделала свое гнусное дело. Но пока субмарина где-то пряталась. Снежные заряды не позволяли сигнальщикам обнаружить ее.
Юнга Негара выбрался из кормового отсека, когда на палубе уже происходила посадка на катер и понтон.
— А тебя приказ не касается? — прикрикнул на юнгу лейтенант Дементьев. — Быстро в понтон!
Старшим на моторно-парусном катере был назначен штурман Валентин Александрович Дементьев, а на понтоне команду из девятнадцати моряков возглавил старшина 1-ой статьи Алексей Кузьмич Дороненко.
— Отходите! Отходите от борта! — кричал, махая руками, Дмитрий Алексеевич Лысов.
На тральщике вместе с командиром оставались только расчеты артиллерийских орудий и те моряки-коммунисты, кто был непосредственно нужен для боя, — тридцать четыре краснофлотца и старшины, четыре офицера.
Очевидно, понимая, что корабль обречен, Дмитрий Алексеевич передал лейтенанту Дементьеву свой партийный билет, ордена Красного Знамени, Отечественной войны I и II степени, а Алексею Дороненко — флотскую шинель с золотыми погонами капитан-лейтенанта.
— Товарищ командир, подлодка. Курсовой — правый борт десять! — крикнул Павел Федоровский.
Дмитрий Лысов обернулся и посмотрел в сторону, куда показывал рукой сигнальщик.
На поверхности моря среди беснующихся волн всплывала субмарина. Сначала показалась рубка, а затем и весь сигарообразный корпус подводного пирата.
Старшина комендоров Николай Бабаев, наводчики старый служака Алексей Кузнецов и молодой краснофлотец Павел Каширин держали лодку на прицеле, они видели, как откинулась крышка люка — и на мостик вслед за бородатым офицером выбежали немецкие матросы. Капитан-лейтенант Лысов словно ждал этого момента, его команда была произнесена ровным, спокойным голосом:
— Огонь по врагу, товарищи. Огонь!
Не успел на флагштоке субмарины взвиться фашистский флаг, как вокруг подлодки поднялись высокие фонтаны. Корабельная «сотка» била без промаха. Снаряды кучно ложились в цель, сверкнуло пламя, и, когда рассеялся дым, моряки увидели, что рубка субмарины искорежена… Ни офицера, ни матросов на мостике не было, лодка стремительно уходила под воду.
В этот момент другая лодка вышла в атаку на тральщик. До моряков, находившихся на катере и понтоне, донесся взрыв. Торпеда угодила прямо по центру корабля, и он скрылся под водой. Над горсткой моряков героического экипажа сомкнулись воды Карского моря, военно-морской флаг, гордо реющий на флагштоке, ушел под воду неспущенным.
Вскоре начался шторм, в снежном заряде потерялся из виду моторный катер. Тщетными оказались его поиски. Старшина Дороненко решил, что понтон все время надо направлять на юго-запад. …А берега все не было видно.
Анатолий Негара прижался спиной к старшине Дороненко и в тяжелом забытьи вспоминал первую встречу с командиром корабля. «Наше флотское дело — нелегкое, дерзкое, кто слаб духом — тому не быть настоящим моряком. Ясно?» — говорил юнге Дмитрий Алексеевич Лысов. «Ясно, товарищ капитан-лейтенант, не подведу!» А еще вспоминал юнга Павку Корчагина — своего любимого героя. На тральщике осталась тетрадочка, куда записывал юнга понравившиеся мысли, высказывания отважного комсомольца, рожденного в огне и буре революции и гражданской войны. Одна мысль крепко засела в голове у Анатолия Негары: «Кто не горит, тот коптит. Это — закон. Да здравствует пламя жизни!»
Читать дальше