Геннадий Семар - Океан. Выпуск шестой

Что стало с Гладилиным — неизвестно. Но если бы мины и матрос были захвачены, то турки непременно объявили бы об этом в газетах, как они подробно описали пленение экипажа катера Пущина.

Никонов с разведчиками и взвод дорогобужцев уходили по плавням. Снаряды свистели и вонзались в воду довольно близко, порой обдавая грязью. Михеев удивился:

— Видит он нас, что ли?

Лейтенант показал глазами на небо:

— Ветер упал почти до штиля. Камыш неподвижен, а где мы идем — колышется. Сигнальщики с береговых постов видят и корректируют.

И снова начался изнурительный путь по пояс в холодной воде. К вечеру встретились со взводом прикрытия, с ним же находился мичман Дриженко с Баросом и семью сулинцами. Глубокой ночью солдаты Дорогобужского полка перевезли отряд на свой берег.

Распаренный, в шинели, накинутой на плечи, лейтенант стоял на берегу и смотрел на Дунай. Погода улучшилась. Дунай мерцал оранжевым и голубым огнем в лучах заходящего солнца. С криком носились чайки, камнем падали в воду и взмывали с серебристой добычей в клювах.

Подошел Хлудов:

— С легким паром, ваш-скородь.

— Спасибо, боцман.

Рядом с Хлудовым стоял кок с подносом. На нем поблескивала чарка и тарелка с чем-то ароматным, красноперечным. Взяв чарку, лейтенант сказал коку:

— Приезжай, Сидор, после войны в Петербург, устрою в любой ресторан, хоть к Борелю, как мастера по болгарским, греческим, румынским и турецким блюдам. Команде выдали по чарке?

— Так точно, ваш-скородь, даже Трофеичу.

— Он что, пить начал с горя?

— Никак нет, ваш-скородь, он бобыль, горевать не по кому. Говорит, что бедняку везде плохо, богачу везде хорошо. Он узнал, что водка-то из пшеницы, а Коран запрещает пить виноградное вино. У татар же есть хмельной напиток из кобыльего молока — кумыс и из пшеницы — буза. А потом в Коране написано, что первая капля ведет в ад. Так Трофеич прежде сует палец в чарку и стряхивает эту первую каплю, что в ад ведет, а остальное — в рот. И доволен.

С чаркой в руке Никонов подошел к сидящим у костра разведчикам. Те вскочили. Лейтенант сказал:

— Реляции на отличившихся и проект приказа о поощрениях отправлю завтра, а сейчас просто от души благодарю вас, братцы.

Когда матросы снова уселись, Нефедов сказал, покачав головой:

— Широк же, братушки, ваш Дунай, широк.

— Да-да, — согласился Вылчев и добавил: — А Босфор шире. — И мрачно задумался; поникли и остальные болгары.

После перехода Балкан отрядом генерала Гурко, с которым шло все Болгарское ополчение, взятия Шипки, боев за Стару Загору и особенно после обороны Шипки в августе, где так же отличились болгарские добровольцы, Йордан Вылчев, Найден Ленков и остальные разведчики-болгары места себе не могут найти. Их гнетет сознание, что они остались в стороне от великих дел, в которых участвуют их соотечественники.

Никонов пристально посмотрел на болгар, они насупились еще мрачнее. Лейтенант сказал:

— Вот что, братцы-болгары, мы же не слепые, видим ваше состояние и понимаем вас. Идите в Габрово, там сейчас собралось на переформирование все Болгарское ополчение. Я освобождаю вас от слова, данного вами после переправы. Ну кто из отряда возразит против этого? — Никонов обвел глазами разведчиков. Все так одобрительно загалдели, что даже сидевший в стороне в задумчивости Трофеич удивленно повернул голову. Никонов продолжил: — Ступайте. За полгода мы достаточно наплавались в Дунае и поползали по его берегам. Изучили, как свою избу. Обойдемся. А вы там на Балканах побыстрей заканчивайте войну.

— На Балкан, на Стара-Планине? — Ленков покачал головой. — Надо будет ждать весни…

— Вы посмотрите, какой у нас Найден умный! — воскликнул Никонов. — Ну как император Франц-Иосиф! Тот сейчас собрал свою армию, решил занять Боснию и Герцеговину и отложил это до весны. Германский кайзер-канцлер Бисмарк и английский премьер лорд Биконсфильд тоже что-то задумали против России и тоже отложили до весны. Эй, кто там? Подкинь еще хворосту в костер, тоже будем сидеть и ждать весны. То-то будет весело, то-то хорошо.

— Значит, против крепостей? — спросил Вылчев, кивнув на восток.

— Вряд ли, — отмахнулся Никонов. — Нет, братцы, ожидается что-то другое, главное… — Никонов умолк.

В Главной квартире Никонов слышал разговор о теплом обмундировании, о переформировании частей, но когда в коридоре генерал Скобелев-второй, уже прославившийся под Плевной, сказал интенданту, что если тот не доставит ему тысячу вьючных лошадей, то… и потряс перед носом чиновника плеткой, стало понятно, что речь шла совсем не о зимних квартирах. Никонов снова сказал болгарам: