Генри де Вер Стэкпул: Голубая лагуна

Отчасти в силу своей профессии, а отчасти и самого своего характера, он был так же спокоен, как если бы отправлялся с детьми на прогулку хотя, быть может, вел их навстречу голодной смерти.

Тихий океан все еще был скован одним из тех штилей, которые возможны только тогда, когда нет бурь на большом протяжении его поверхности. Ведь половина волнений на море причиняются не местными ветрами, а бурей на далеком расстоянии.

Но сон океана был только мнимым, и тихое озеро, но едва заметной ряби которого скользила шлюпка, разбивалось на берегу Маркизских островов с громом и пеной.

По одну сторону рулевого сидела Эммелина, баюкая свою безобразную, но обожаемую лоскутную куклу. Дик, сидя по другую сторону, свесился над водой и высматривал рыб.

— Отчего вы курите, Падди? — спросила Эммелина, молча наблюдавшая за старым другом в течение нескольких минут.

— Чтобы на душе было легче, — объяснил Падди.

Он сидел, откинувшись назад и зажмурив один глаз, устремил другой на парус. Он чувствовал себя в своей стихии: знай себе, правь рулем и покуривай, в то время как тебя пригревает солнцем и прохлаждает ветерком. Многие на его месте сходили бы с ума от волнения, проклинали бы судьбу, взывали к Богу. Падди — курил.

— Ого-го! — крикнул Дик. — Смотри-ка, Падди!

Из сверкающих волн поднялся альбикор, перекувыркнулся в солнечном воздухе и исчез.

— Это альбикор дает козла. Видывал я их сотни раз. За ним гонятся.

— Кто за ним гонится?

— Кто? объедалы, конечно, кому же еще?

Не успел Дик осведомиться о наружности и правах последних, как стая серебристых стрел пронеслась над шлюпкой и с шипением погрузилась в воду.

— А это летающие рыбы.

— Что ты там толкуешь? Рыбы не могут летать!

— Где же у тебя глаза?

— И за ними тоже гонятся объедалы? — боязливо спросила Эммелина.

— Вовсе не они! Да будет вам расспрашивать, — еще заврешься с вами.

Эммелина, между тем, не забывала о своем сокровище, которое прихватила с собой завернутым в старый платок; она засунула его под скамейку, и то и дело наклонялась посмотреть, цело ли оно.

Время от времени Беттон стряхивал оцепенение и поглядывал, не видать ли где «чаек», по море было пустынно, как доисторическое море. Когда Дик принимался хныкать, он тотчас придумывал ему какое-нибудь развлечение: смастерил удочку из согнутой булавки и оказавшейся на дне шлюпки бечевки, — и Дик, с трогательной детской верой, стал «удить рыбу».

Потом рассказывал им про себя, про свое детство.

— У моего дедушки был когда-то старый кабан. Был я тогда малышей, и бывало подойду к двери хлева, и он подойдет с той стороны, и хрюкает и дует в щель, а я со своей стороны хрюкаю ему назло, и молочу кулаком но двери и кричу: «Гей, там!» А он в ответ: «Гей, там!» — на своем свином языке. «Выпусти меня, — говорит, — и я дам тебе серебряный шиллинг». — «Подсунь его под дверь», — говорю. Тогда он придет и сунет хрюкало под дверь, а я свистну его палкой, а он ну вопить не своим голосом. Тогда мать придет и вздует меня, — и поделом!

Пообедали около одиннадцати часов, а в полдень Падди устроил навес из паруса над носом шлюпки для детей; после этого уселся на корме, надвинул соломенную шляпу Дика на лицо в защиту от солнца, брыкнул раза два, чтобы устроиться поудобнее, — и уснул крепким сном.

Он спал уже более часу, когда его разбудил пронзительный крик Эммелины, которой привиделся страшный сон, под влиянием сведенных сардинок и разговора об «объедалах». Успокоив её, Беттон поставил мачту в гнездо и приготовился было снова поднять парус, как вдруг замер без движения при виде двух голых мачт, торчавших из воды, милях в трех расстояния.

С полминуты он простоял молча, вытянув шею вперед, как черепаха. Потом вдруг испустил яростное: «Ура!»

— В чем дело, Падди? — спросил Дик.

— Ура! — кричал Беттон, — корабль! корабль! Гей, там — дождитесь меня! И точно, ждут! Ни клочка паруса — что это они. спят, что ли? А ну-ка, Дик, помоги мне поставить парус. Ветер скорее доставит пас, чем весла.

Он переполз назад и взялся за румпель; ветер подхватил парус и, шлюпка пустилась в путь.

— Это папин корабль? — спросил Дик, почти столь же взволнованный, как и его приятель.

— Не знаю! вот погоди, догоним его, тогда будем знать.

— А мы пересядем на него, Беттон? — спросила Эммелина.

— Непременно, деточка.

Тогда Эммелина нагнулась, вытащила из-под лавочки свой сверток и положила его к себе на колени.