Роберт Баллантайн - Ледяной шторм

Между тем Джон Боззби вспомнил, что он запоздал домой, что уже более получаса прошло с того времени, в которое он обыкновенно обедал, и что, хотя он и поставил румпель посреди корабля, но он слишком удалился от своего пути; поэтому он натянул все паруса, какие только нес на себе, и направил их по ветру, прямо к деревне, где в маленькой, низенькой, хорошо выбеленной хижине с одной дверью и двумя окнами жена и обед давно ожидали его.

Чтобы долго не распространяться, скажем только, что прошло уже три года, а «Полярная звезда» все не возвращалась и ничего ровно нельзя было узнать о ней от различных кораблей, посещавших Грейтонскую гавань. К концу второго года Боззби стал с отчаянием качать головой, а когда и третий год прошел, то выражение уныния перестало покидать его честное, давно уже знакомое с непогодами лицо. Мистрис Брайт, которая до сих пор не совсем еще потеряла было надежду, теперь также стала сильно беспокоиться; и судьба корабля, потерпевшего крушение, сделалась предметом разговоров в соседнем околотке. Между тем Фред Эллис и Изабелла росли, развиваясь телесно и умственно. Занятия отца нимало не привлекали Фреда, но неизвестность его судьбы сильно печалила юношу, и он решился попасть, как бы то ни было, на китоловный корабль и отправиться разыскивать судно.

Вспомнив, что один из богатейших в городе купцов и владелец корабля по имени мистер Синглетон – задушевный друг и старый школьный товарищ капитана Эллиса, Фред отправился к нему и смело предложил снарядить тотчас же корабль и послать на поиски брига его отца. Сначала мистер Синглетон смеялся над такой просьбой и представлял крайнюю невозможность исполнить ее, но потом он поднял падавший уже дух Фреда, сказав, что он намерен во что бы то ни стало отправить корабль на китовый промысел в северные моря, и что он даст приказание капитану уделить часть своего времени на розыски судна; сверх того, он согласился позволить Фреду отправиться на нем, в качестве пассажира, за компанию с его сыном Томом.

Том Синглетон был нежным другом Фреда и школьным его товарищем в первый год своего учения, а в течение двух последних лет его послали в эдинбургский университет для продолжения занятий по медицине, так что старые друзья виделись только в редкие промежутки времени. Поэтому для Фреда было неописуемой радостью отправиться вместе со старым товарищем, теперь двадцатилетним юношей, ехавшим в качестве корабельного врача. Он едва владел собой и бросился бежать к Боззби, чтобы сообщить приятную новость и просить его сопровождать его.

Само собой разумеется, Боззби не прочь был ехать; но, что особенно замечательно, это то, что жена его вовсе ему не перечила. Она, напротив, сама развязала ему руки и с ласковой улыбкой (но твердо) сказала своему удивленному супругу, что он может отправляться, куда хочет, и что она до его возвращения удовольствуется обществом двух маленьких Боззби, миниатюрных копий отца.

Еще раз китоловный корабль готовился к отплытию, и еще раз мистрис Брайт и Изабелла стояли у пристани, наблюдая за отплывающим кораблем. Изабелле было теперь около тринадцати лет, и она была такая красавица, какую, по словам Боззби, вам едва ли удастся встретить в целой Британии. Ее голубые глаза, темно-русые волосы, очаровательное личико и вся фигура, а еще более ее скромное и серьезное выражение лица невольно привязывали вас к ней и заставляли уважать ее с той самой минуты, когда вы увидали ее в первый раз. Боззби любил ее как собственное дитя и чувствовал тайную гордость, считая себя ее покровителем. Боззби любил иногда и пофилософствовать на ее счет в таком роде: «Вы видите, – говаривал он Фреду, – нельзя сказать, чтобы форма ее головы была настоящим снимком с совершеннейшего образца, – совсем нет; я видел картины и статуи лучше; она держит голову немного низко, вот так, видите ли, господин Фред, а у меня решительной меркой достоинства молодой женщины служит то, держит ли она подбородок высоко или низко. Если ее брови глядят прямо вперед, так что кажется, как будто она смотрит в землю, по которой идет, то я уже знаю, что ум ее крепок и не побоится работы; напротив, когда она держит нос свой высоко, как будто боясь взглянуть на собственные ноги, и несет свой подбородок высоко, так что стоящий прямо пред ней мальчишка никак не может посмотреть ей прямо в лицо, – это вернейший признак того, что она не способна думать ни о чем больше, как только о нарядах да о танцах».

На этот раз глаза Изабеллы были красные, припухшие от слез, и уж никак не похорошели от этого. Хотя три года мало изменили характер мистрис Брайт, она еще меньше старалась сдерживать свою грусть при прощании с Фредом.