Селия Рис - Пираты

Туман почти рассеялся, и вновь засиявшее солнце озарило и высветило оба корабля в их истинном облике. Бартоломе выглядел точно таким же, каким представал в моих сновидениях. Он стоял на шканцах, и алмазный крест у него на груди сверкал и переливался в золотистых лучах фантастической звездной россыпью. Подав знак рулевому, бразилец дождался, пока корма круто вывернувшего влево черного корабля поравняется со шкафутом нашего, и обратился прямо ко мне, не обращая ни малейшего внимания ни на капитана, ни на матросов, как будто для него их вовсе не существовало.

— Наконец-то я нашел вас, дорогая мисс Кингтон. Признаюсь честно, еще никто и никогда так долго не водил меня за нос! Кстати, как вам нравится новое украшение на носу моего корабля? — кивком указал он в сторону распятой на бушприте Минервы. — Одобряете мой вкус?

— Вам нужна я. — Я встала у фальшборта напротив Бартоломе и взглянула на него в упор. — Хорошо. Я согласна. Только сначала отпустите ее.

— Всему свое время, — усмехнулся он, небрежно облокотившись на поручни. — А для начала я хочу, чтобы вы все сложили оружие. Кто не подчинится, тому конец.

Вдоль шкафута выстроились в шеренгу стрелки с наведенными на нас мушкетами. Еще дюжина снайперов заняли позиции на вантах и реях. Сопротивляться было бы безумием, и через несколько секунд на палубные доски посыпались ножи, тесаки и пистолеты. Словно в подтверждение слов бразильца, один за другим прогремели два выстрела, и двое замешкавшихся корсаров свалились замертво с простреленными головами.

Тем временем люди Бартоломе забросили абордажные крючья, сноровисто подтянули оба корабля друг к другу и лавиной хлынули через орудийные порты, моментально рассыпавшись по всей палубе. Несколько человек из абордажной команды занялись сбором валявшегося под ногами оружия. Корсары сумрачно отводили глаза, стараясь не смотреть на это постыдное зрелище. Я прекрасно понимала, как они переживают, что пришлось сдаться без боя, но другого выхода они не видели. Дух их был сломлен, и они безропотно позволили согнать себя в кучу.

Затем нас всех заставили перейти на корабль Бартоломе, выстроили на шкафуте под дулами мушкетов и неторопливо, без всякой спешки, принялись вязать попарно, спина к спине, как цыплят на продажу. Минерву отвязали и вместе со мной отвели на шканцы. Он приказал ей встать перед ним на колени, схватил за волосы, откинул голову сестры назад и приставил к горлу длинный кинжал с изогнутым клинком. Я представила на миг, как брызнет рубиновыми каплями кровь из перерезанных артерий, и вспомнила пророчество Филлис, узревшей смерть в кроваво-красном сиянии камней подаренного Бартоломе ожерелья. Вот только чью смерть увидела там старая ведунья? Мою или Минервы? Бразилец жестом велел мне приблизиться.

— Что вы сделаете, чтобы спасти ей жизнь, мисс Нэнси? — с подчеркнутой вежливостью осведомился он.

— Все, — просто ответила я. — Все, чего бы вы от меня ни потребовали.

— Превосходно. — Бартоломе отпустил сестру и спрятал кинжал в ножны. — Не забудьте своего обещания, иначе мне придется вам его напомнить!

Затем он приказал мне спуститься вниз и переодеться в женское платье. Я дрожала от страха, но старалась изо всех сил сдерживаться и не подавать виду, сознавая, как это важно. Кое-как взяв себя в руки, я попросила бразильца отпустить Минерву со мной. Сказала, что мне будет трудно одеться без ее помощи, что она моя рабыня и камеристка, что я к ней привыкла и не могу обойтись без ее услуг. К нашей общей радости, Бартоломе безоговорочно принял мои объяснения и согласился не раздумывая. Подвело его все-таки закостенелое мышление человека, привыкшего к тому, что женщины его круга сами ни на что не способны и во всем полагаются на прислугу, без чьей помощи им действительно не обойтись. Ему и в голову не пришло, что я больше года прожила среди мужчин, носила мужскую одежду и в услугах камеристки, естественно, не нуждалась.

Предназначенные мне апартаменты состояли из двух соседних боковых кают по левому борту, обставленных, соответственно, как гостиная и спальня, и таких просторных, как не всякая капитанская каюта даже на крупных судах. Вдоль переборок теснились сундуки, среди которых я с удивлением узнала и те, что оставила на Мадагаскаре и Ямайке. Одно из моих платьев, аккуратно вычищенное и выглаженное, лежало разложенным на кровати. Я с содроганием узнала в нем то самое, что было на мне в день моего шестнадцатилетия, когда мы с Джозефом отправились на ужин в резиденцию Бартоломе.