Патрик О'Брайан - Фрегат Его Величества 'Сюрприз'

Вперед-назад, вперед-назад: от мыса Сисье до полуострова Гиень, поворот и обратно, и так день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем, в любую погоду; после вечерней пушки они располагались в отдалении от берега, а поутру возвращались вновь. Они — это фрегаты дозорной эскадры, очи средиземноморского флота, марсели линейных кораблей которого маячили в южной части горизонта. Нельсон ждал, когда французский адмирал выйдет в море.

Мистраль дул уже третий день, и море казалось скорее белым, чем синим; береговой ветер гнал короткую злую волну, перебрасывающую брызги через мидели кораблей. В полдень три фрегата убавили парусов, но даже теперь делали семь узлов и кренились так, что руслени левого борта купались в пене.

До тошноты знакомые очертания мыса Сид подступали все ближе, в хрустально чистом воздухе на фоне безоблачного неба можно было рассмотреть белые домики, повозки, взбирающиеся по дороге к семафорной станции и батареям. Еще ближе, почти на дистанцию выстрела из высоко расположенных сорокадвухфунтовых орудий; до них уже долетают порывы ветра с высот.

— На палубе! — раздается оклик впередсмотрящего с мачты. — «Наяда» подняла вымпел, сэр.

— К повороту, — командует вахтенный лейтенант, скорее для проформы. И не только потому что экипаж «Лайвли» сработался за много лет, но и потому что морякам уже сотни раз приходилось выполнять этот маневр на этом самом участке, и им вряд ли требовалась команда. Рутина притупила рвение матросов «Лайвли», но боцманам приходилось покрикивать «поживей там с этим чертовым шкотом», ибо слаженность действий достигала такой степени безмолвной эффективности, что фрегат рисковал протаранить утлегарем гакаборт «Мельпомены», их переднего мателота, о чьих талантах и ходовых качествах трудно было замолвить доброе слово.

И все же они повернули последовательно, каждый на том самом месте, где поворачивал впереди идущий корабль; поймав ветер, фрегаты образовали ровную линию и вновь направились к Гиени в том же порядке: «Наяда», «Мельпомена», «Лайвли».

— Терпеть не могу эти повороты последовательно, — сказал один тощий мичман другому тощему мичману. — Они не дают человеку никакого шанса — ничего не поймешь: то ли есть сосиска, то ли нет сосиски, даже запаха не почуешь, — добавил он, напряженно вглядываясь сквозь паутину снастей и парусов в прогал между полуостровом и островом Поркероль.

— Сосиска, — воскликнул другой. — О, Батлер, какое чертовски проклятое слово ты произнес. — Он тоже перегнулся через коечную сетку, вглядываясь в пролив: в любой момент могла появиться «Ниоба», бравшая воду в заливе Аженкур и возвращающаяся назад вдоль итальянского побережья, дразня врага и везя собранные где возможно припасы. Очередь «Лайвли» была следующей. — Сосиска, — завопил он, перекрикивая мистраль, — горячая, хрустящая, брызгающая соком, едва укусишь… Бекон! Грибы!

— Заткнись, толстозадый, — прошипел его приятель, сопровождая слова чувствительным щипком. — Господь снизошел к нам.

Услышав, как часовые из морских пехотинцев берут «на караул», вахтенный офицер переместился к подветренному борту, секунду спустя из каюты вышел Джек Обри, закутанный в гриего [1] Короткий плащ из плотной ворсистой ткани с капюшоном. и с подзорной трубой под мышкой. Он принялся расхаживать по квартердеку, по наветренной его части, являющейся святая святых капитана. Время от времени Джек бросал взгляд на паруса — чисто для проформы, поскольку его вмешательства совершенно не требовалось: фрегат был исключительно эффективной машиной, работающей без сбоев. Такого рода службу «Лайвли» мог исполнять превосходно, даже если бы капитан целый день не вылезал из койки. Не имелось повода сорвать на ком-нибудь злобу, будь даже Джек зол, как Люцифер после падения, да он и не испытывал такой необходимости: напротив, и капитан и команда в течение этих недель и месяцев находились в крайне приподнятом расположении духа, вопреки всем тяготам тесной блокады — этой самой тяжелой и изнурительной для флота работы. Пусть даже богатство не приносит счастья, скорое ожидание его дарит людям весьма близкое подобие этого чувства, а не далее как в сентябре они захватили самый богатый приз, какой можно себе представить. Так что взгляд Обри лучился довольством и одобрением, хотя и не той искренней любовью, с которой смотрел он на первый вверенный ему в командование корабль — короткую, толстую, валкую «Софи». «Лайвли» не был на самом деле его кораблем — ему дали только временные полномочия, до поры, пока настоящий капитан, Хэммонд, не покинет парламентскую скамью в Вестминстере, где представляет местечко Колдбат-Филдс в интересах партии вигов. И хотя Джек восхищался выучкой экипажа и его молчаливой дисциплиной — стоило только скомандовать: «Паруса ставить!» и все паруса до единого окажутся подняты не более чем за три минуты и сорок две секунды — он так и не мог принять их душой. «Лайвли» служил образцом — превосходным, выдающимся образцом, — виговского мировоззрения, но Джек был тори. Он восхищался фрегатом, но восхищение это было несколько отстраненным, как если бы ему пришлось заботиться о жене собрата-офицера — женщине элегантной, целомудренной, лишенной воображения и строящей жизнь исключительно на научных принципах.