Патрик О'Брайан - Миссия на Маврикий

Сам смотр был внушающим почтение зрелищем: офицеры в полной форме и с кортиками, сопровождающие коммодора, медленно движущегося вдоль строя подтянутых матросов, лишь группа волосатых «африканеров» в грязных рубахах чувствовала себя униженно. Церемонию, правда, портило то, что внимание всех участников периодически отвлекалось событиями, происходящими чуть дальше к северу: буксир, на котором волокли «Бомбей» не выдержал, и на «Викторе» потратили чертову уйму времени, заводя новый. «Венус» сперва ушла дальше, а затем вынуждена была возвращаться против ветра, чтоб помочь людьми — и морская гладь, разделявшая противников, сузилась на удивление быстро. Даже когда коммодор еще был на палубе, немногие, кроме замерших в первых рядах морских пехотинцев, смогли удержаться от взгляда на север и обмена замечаниями по поводу увиденного — и когда процессия следовала через камбуз и нижнюю палубу, мистер Троллоп был вынужден крикнуть: «Разговорчики!» несколько раз, и записать имена наиболее речистых для последующего наказания.

Как только общий сбор был закончен, боцман с помощниками громко и пронзительно засвистали к обеду. Каждый матрос знал, что команды приготовить корабль к бою ждать осталось недолго, ибо ветер изрядно посвежел за последние полчаса — и надо выбирать: либо идти в бой в своей лучшей одежде, либо лишиться своей порции говядины и пудинга с двойным количеством изюма. Самые лакомые до пудинга ели его на палубе, возле своих орудий, держа его подальше от белоснежных рубах, шелковых шейных платков и брюк с лампасами. Едва ли кто-то обронил хоть крошку, когда пришел долгожданный приказ. Бачки с едой исчезли и матросы, дожевывая на ходу, занялись привычным делом, убирая разделяющие орудийную палубу переборки и превращая ее в единое пространство от носа до кормы. Затем люди замерли на своих боевых постах, вглядываясь в находящиеся уже почти в пределах досягаемости вражеские корабли, и в еле видимых за кормой «Стонча» и «Оттера» — и тут на квартердеке возник Стивен, обремененный тарелкой с бутербродами.

Доктор Мэтьюрин для команды «Боадицеи» был благословением Божьим: он мог не только обращаться к коммодору в небывало свободной манере, но и задавать вопросы, на которые не решился бы более никто из находящихся на борту — и получать на них вежливые ответы гораздо чаще, чем суровые отповеди. Джентльменские привычки не подслушивать приватные беседы давно уже приказали долго жить, и всякие разговоры на квартердеке немедленно стихли, дабы не пропустить ни слова из беседы между коммодором и доктором.

Доктор не разочаровал команду и на этот раз:

— Что это, сэр, что я вижу? Золотые галуны, бриджи, шляпы с плюмажами. Позволь предложить тебе бутерброд. И вообще, ты собираешься атаковать, или как?

— Я как раз об этом раздумывал. Но, видимо, дело зашло уже слишком далеко, так что придется. Ты заметил, что мы уже и к бою приготовились?

— Ну конечно, я заметил. Не мог же я, бороздя моря все эти годы, не понять значение этого дикого бардака, когда каюты вдруг исчезают, мои бумаги и образцы летят во всех направлениях и упихиваются в ближайший рундук. Собственно, именно поэтому я и забрел сюда — в поисках спокойствия. Господи, как же они уже близко! Это будет очень нескромным, если я спрошу: что дальше?

— Сказать правду, доктор, есть два пути. Корвет, как видите, отдал буксир, и идет под всеми парусами к Маврикию, несомненно, с приказами от коммодора. А сам коммодор идет назад, к «Бомбею». Теперь, если он решит использовать «Бомбей», если он выделил достаточно людей для обслуживания его орудий — то они будут действовать в паре. В этом случае нам надо пройти между ними, паля с обоих бортов. Но если он не решился разделить команду и просто прикрывает этим маневром уход «Виктора» — то драться мы будем один на один. Тогда мы должны сманеврировать ему под нос либо к квартердеку и взять его на абордаж. При этом не повредить его корпус и все это прекрасное рангоутное дерево, что сложено у него на палубе. Следующие десять минут покажут, как пойдет дело. Если он не уберет фок сразу после подхода к «Бомбею» — значит, тот не участвует в бою. На марсе! — заорал Джек, — Что видно на севере?

— Ничего сэр, только шлюп, — отозвались сверху. — Горизонт чист. Шлюп поставил кайт на гроте, ставят еще один.

После этого на борту «Боадицеи» воцарилось длительное молчание: люди со своих мест поглядывали поверх уложенных вдоль бортов коек и из открытых портов на приближающуюся «Венус», развешенные от обломков рангоута сети расчерчивали палубу световыми квадратами, ветер жужжал и посвистывал в снастях.