Карл Май - Робер Сюркуф

К столику еще не успевшего обсохнуть незнакомца, слегка пошатываясь, подошел пышноусый тамбурмажор [5] Тамбурмажор — старший полковой барабанщик в унтер-офицерском чине. .

— Эй, гражданин, откуда путь держишь?

— С верховьев Дюранса [6] Дюранс — река на юге Франции, приток Роны. .

— И куда же?

— В Боссе.

— Что тебе там надо?

— Навестить друга. Ты что-нибудь имеешь против этого?

— Хм-м-м! Может, и так, а может, и нет.

— О-о-о! — с едва скрываемой иронией протянул незнакомец. Он положил ногу на ногу, скрестил руки на груди и устремил на тамбурмажора взгляд, в котором можно было прочесть все, что угодно, кроме восхищения. Этому молодому человеку было никак не более двадцати двух — двадцати трех лет, но высокий лоб, густые брови, властный взгляд, орлиный нос, энергично очерченный рот, крепкая загорелая, не привыкшая к воротничкам шея, широкие плечи при гибком телосложении — все это производило впечатление независимости, некой необычности и невольно внушало уважение.

— Чему ты удивляешься, гражданин? — спросил унтер-офицер. — Уж не полагаешь ли ты, что к главной штаб-квартире в Боссе может пройти любой, кому заблагорассудится?

— Нет, не полагаю. А вот ты, гражданин тамбурмажор, похоже, полагаешь, что тебе позволено лезть к любому со своими расспросами?

— Молчать! Каждый солдат обязан охранять безопасность своей армии! Как твоя фамилия, гражданин?

— Сюркуф [7] Сюркуф (1773–1827) — реальное историческое лицо. Родился в Сен-Мало, на берегу Ла-Манша. В тринадцать лет ушел юнгой в заокеанский рейс на торговом судне. К двадцати годам стал капитаном, уговорив родителей купить бриг «Креол», и занялся весьма прибыльным делом: возил черных рабов для плантаторов во французские колонии. В 1795 году перебрался в Индийский океан, где прославился своими действиями против английских торговых судов. Робер Сюркуф буквально сеял ужас на морских путях между Индией и Мадагаскаром. Около 1800 года капер Сюркуф возвращается во Францию. Его капитал тогда оценивался в два миллиона франков. Сюркуф женился на дочери богатого судовладельца, еще больше увеличив свое состояние, но спокойную семейную жизнь вел недолго: через два года он опять покидает Францию, снова занявшись каперством. В 1810 году англичанам удалось завладеть его оперативной базой на Маврикии, после чего Сюркуф окончательно возвращается на родину. Наполеон награждает его орденом Почетного легиона и жалует баронский титул. Остаток жизни Сюркуф безмятежно провел во Франции благодаря очень недурному состоянию, сколоченному морским грабежом. После реставрации Бурбонов он стал одним из богатейших французских судовладельцев. , — ответил спрошенный с легкой ухмылкой в уголке рта.

— Имя?

— Робер.

— Кто ты?

— Моряк.

— А-а-а, так вот почему ты, словно утка, столь беззаботно плескался там, на улице! Кто тот друг, которого ты хочешь навестить?

— Гражданин гренадер Андош Жюно.

— Андош Жюно, адвокат?

— Да, тот самый.

— Да это же мой добрый приятель! Откуда ты его знаешь?

— Мы встречались с ним в Бюсси ле-Гран, где он родился.

— Точно! Ты не врешь, гражданин Сюркуф. Жюно служит в нашей роте. Я провожу тебя к нему. Но прежде ты должен выпить с нами.

— А что вы пьете?

— Здесь только один сорт, как на вывеске, — руссийон. Вино крепкое, хотя и очень мягкое. Попробуй-ка!

Хозяин притащил большой кувшин своего фирменного напитка, и все солдаты дружно протянули стаканы, предвкушая удовольствие выпить за счет моряка.

После первого тоста Сюркуф предложил всем наполнить еще по стакану и снова выпить. Однако, заметив постную физиономию усомнившегося в его платежеспособности хозяина, он вытащил из кожаного бумажника пачку ассигнаций и швырнул ее на стол. Жест этот был встречен всеобщим ликованием: денег хватало с лихвой, и хозяин еще раз наполнил кувшин. На сей раз не обошли вниманием и миссионера, которому до этого не перепало еще ни глотка. Тамбурмажор подошел к его столику и потребовал:

— Встань, гражданин, возьми стакан и выпей за здоровье Конвента, выкинувшего папу римского из страны!

Священник поднялся и взял стакан. Однако вместо требуемого тоста тихо, но твердо сказал:

— Не для богохульства дал нам Господь эту благодать. В вине — истина, и я не хочу произносить слова лжи. Я пью за здоровье святого отца в Риме. Да хранит его небо!

Не успел он, однако, поднести вино к губам, как кулак тамбурмажора вышиб стакан из его руки, так что осколки брызнули по полу.