Анатоль Имерманис - «Тобаго» меняет курс. Три дня в Криспорте. «24-25» не возвращается

— Вы, случайно, не вошли компаньоном в погребальную контору Швика? — не без иронии поинтересовался консул.

— Ничего, еще настанет время, когда и вы забеспокоитесь, — цедит сквозь зубы Керзен.

— Еще несколько дней, и я с сумой пойду по миру, — ужасается Зуммер.

— Без паники, господа! — твердо произносит консул. — У меня заказан разговор с Борком.

— О-о! — Это все, что может произнести Зуммер. Однако в это восклицание он вкладывает столько благоговения, что сразу делается ясно: Зуммер тоже считает Борка чем-то вроде Христа-спасителя.

— Господам не скучно? — В бар, покачивая бедрами, входит рыжеволосая красотка.

Ее кокетливый вопрос и задорный взгляд падают в пустоту. Рыжая пожимает голыми, густо припудренными пудрой цвета загара плечами и, взгромоздясь на высокий табурет, заказывает себе мартини.

Молчание становится затяжным. Консул Фрекса невозмутимо курит сигару, не забывая время от времени стряхивать пепел. Керзен тупо уставился в пустой бокал. Зуммер нервно барабанит подагрическими пальцами по стеклу стола. Может, в его представлении это должно звучать веселым маршем, но смахивает, скорее, на похоронный.

Отворяется дверь бара.

— Господин консул, доктор Борк у телефона, — докладывает швейцар.

— О! — шепчет Зуммер, переставая барабанить по столу.

Керзен отрывает взгляд от пустого бокала и переводит его на Фрексу: смотрит с нетерпением, точно подгоняет. А консул и сейчас подчеркнуто спокоен: встает медлительно, за швейцаром следует не торопясь. Также бесстрастен и его голос:

— Консул Фрекса слушает.

Но уже через минуту выражение его лица меняется. На висках взбухают жилы.

— Но ведь вы же дали слово, доктор!.. В конце концов, вы — юрисконсульт союза!.. Я полагаюсь на вас.

— Ничего не могу поделать, консул, — отвечает Борк на другом конце провода. — Минуточку!.. — Он говорит со своим секретарем: — Кто? Депутат Фемарн от крестьянской партии? Пусть подождет, я сейчас закончу разговор… Алло, вы слушаете, дорогой консул?.. На этот раз действительно ничего нельзя предпринять… У меня сейчас более важные дела. Это ваша собственная вина, в первую очередь надо было проконсультироваться со мной… Позвоните через три дня, когда произойдет смена кабинета…

Фрекса хочет что-то возразить, но поздно: Борк уже положил трубку. Он достает платок и вытирает со лба капли пота. Направляется в бар, но, представив, какими попреками его встретят Керзен и Зуммер машет рукой и, словно спасаясь бегством, энергично выходит на улицу.

Прибытие в порт — пусть даже чужой — всегда праздник для моряка. А команда «Советской Латвии» вынуждена вот уже несколько часов отсиживаться на внешнем рейде на якоре. Настроение у всех упало. Опершись «спиной на поручень, моторист вытягивает из баяна заунывную песню. Моряки расселись кто где, томятся от скуки и угрюмо молчат.

— Хватит тоску нагонять! — сердито говорит немолодой электрик.

— По обстановке и песня, — отвечает баянист.

— Вот же народ, — сетует матрос Чайкин.

— На кой ляд строить порт у черта за пазухой? Строили бы на побережье!

— Что и говорить — нашли местечко. — Баянист во всю растянул баян.

— На побережье? — подхватывает кто-то из матросов. — А ты не видишь, какие тут скалы?

И вновь нудное молчание. Чайкин с отвращением отпивает глоток.

— До чего ж ехидное питье этот чай! Цвет как у пива, а вкуса нет. Штурман не говорил — как там, в Криспорте, с этим делом?

— Пиво везде хорошее… если до него доберешься, — поддразнивает Чайкина электрик.

— Поди знай, сколько еще дожидаться лоцмана, — говорит баянист.

— А там еще по реке шесть часов ходу, — морщится Чайкин. — За это время все забегаловки позакрывают.

— А сами не пройдем? — думает вслух баянист. — В Риге ведь обходимся без лоцмана.

— «В Риге»!.. — передразнивает электрик. — Не понять — всамделишный ты дурак или только прикидываешься? Точно не знает, какой здесь фарватер. Один из самых трудных во всей Европе. Это по плечу только лоцману, который знает реку как свои пять пальцев…

— Наш Тайминь тоже смог бы, — задумчиво говорит Чайкин. — Он тут служил в лоцманах.

Почти одновременно эта идея осеняет и капитана. Посоветовавшись с Дубовым, он отправляется вниз, к Тайминю. Бросив небрежный взгляд на фотокарточку Элеоноры Крелле, прикнопленную к стенке каюты, капитан Акмен тормошит за плечо второго штурмана.

Как и положено моряку, Тайминь спит чутко. Он мигом срывается с койки и, протирая глаза, спрашивает: