Только Хуану Фернандесу — известному мореплавателю, чье имя увековечено в названии открытого им острова, удалось положить конец этим мытарствам. Подобно да Гаме, смело оторвавшемуся от берегов Европы, он пустился в рискованное предприятие, направив свое судно в открытый океан. Там он нашел ветры, благоприятные для плавания в южном направлении, а повернув на запад, за пределы влияния пассатов, без всякого труда достиг нужного побережья. Таким образом, пусть даже и окольным путем, он проделал переход, сэкономивший больше времени, чем плавание напрямик. Именно следуя такими маршрутами, примерно в 1670 году португальцы открыли Очарованные острова и все остальные из так называемой сторожевой группы. Хотя мне ни разу не попадались отчеты экспедиций, ясно указывающие на необитаемость островов, можно с полным основанием заключить, что они испокон веков являли образчики одиночества. Но вернемся к скале Родондо.
К юго-западу от нашей башни, в сотнях лиг, простирается Полинезия, а на западе, следуя строго по параллели, вы не встретите никакой земли до тех пор, пока форштевень вашего судна не упрется в остров Кингсмилз — в общем-то небольшая прогулка под парусом — миль эдак тысяч в пять.
Получив наше относительное место в океане с помощью таких неблизких объектов, то есть воспользовавшись единственно возможным способом определения, приемлемым для Родондо, рассмотрим теперь предметы не столь отдаленные.
Вглядитесь в угрюмые и обугленные Энкантадас. Тот мыс, в форме кратера, — часть острова Албемарл, самого крупного в архипелаге. Остров имеет шестьдесят миль в длину и пятнадцать в ширину. Приходилось ли вам когда-нибудь глазеть на настоящий, неподдельный экватор? Доводилось ли, в настоящем смысле этого слова, попирать ногами эту линию? В таком случае позвольте подсказать вам, что этот кратер, покрытый желтой лавой, разрезан экватором пополам с точностью, с какой острый нож рассекает центр пирога, начиненного тыквой. Если бы ваше зрение оказалось настолько острым, чтобы вы смогли видеть еще дальше, то чуть в стороне от этого мыса, за низкой, дайковой полоской земли, вы бы заметили остров Нарборо, самый высокий изо всех островов архипелага. Его нельзя отнести к разряду земли — от вершины до основания это сплошной сгусток лавы, изобилующий пещерами, черными, как кузницы. Словно чугунные плиты, гудят под ногами его берега, отливающие металлом, а высокие вулканы, стоящие отдельной, обособленной группой, похожи на дымовые трубы.
Нарборо и Албемарл состоят в соседстве довольно любопытного свойства. Известный печатный знак, опрокинутый по направлению движения часовой стрелки, наглядно представит вам их странное взаимоположение.
Отсеките каналом от основного тела буквы среднюю засечку, и она станет Нарборо, а все остальное — Албемарлем. Вулканический Нарборо торчит из черных, стиснутых челюстей Албемарля, словно красный язык из разверстой волчьей пасти.
Если вы хотите получить представление о населении Албемарля, я постараюсь предложить вашему вниманию, в округленных цифрах, некоторые статистические данные, которые с достаточной точностью были собраны мной прямо на месте:
Люди нет Муравьеды неизвестно Человеконенавистники неизвестно Ящерицы 500 тысяч Змеи 500 тысяч Пауки 10 миллионов Саламандры неизвестно Черти некоторое количество
Общий баланс составляет 11 миллионов плюс не поддающееся подсчету воинство демонов, муравьедов, мизантропов и саламандр.
Албемарл держит свою пасть открытой на заход солнца. Его разжатые челюсти образуют большой залив, который разделен Нарборо, этим языком, на две половины — Наветренную и Подветренную бухты. Два полуострова вулканического происхождения, оконечности острова прозываются Северным и Южным мысами. Я особо подчеркиваю это, потому что описываемые места достойно отмечены в летописях китобойного промысла. В определенное время года киты заходят в эти бухты, чтобы дать жизнь своему потомству. Рассказывают, что первые китобои, промышлявшие в этих водах, бывало, блокировали вход в Подветренную бухту своими судами, в то время как их вельботы, следуя Наветренной бухтой, входили в пролив Нарборо и, таким образом, накрепко запирали левиафанов в этом огромном загоне.
В тот самый день, когда мы ловили рыбу у подножия Круглой скалы, дул устойчивый ветер, и наше судно, обогнув мыс Северный, столкнулось с достойнейшим зрелищем, которое когда-либо приходилось видеть предприимчивому мореходу. Около тридцати парусников, выстроившись в ряд, словно эскадра, боролись со встречным ветром — славное, гармоническое согласие стремительных штевней. Все тридцать килей, словно тридцать арфовых струн, напряженно звенели, сообразно вытянувшись по воде, и дружно чертили идеально параллельные линии кильватеров. Однако в данном случае охотников оказалось гораздо больше, чем дичи. Флот распался, и все суда, каждый своей дорогой, постепенно скрылись из виду. На месте остались только наше судно и два аккуратных джентльмена из Лондона. Но они, как и другие, потерпев неудачу, вскоре исчезли. Подветренная бухта со всеми своими достопримечательностями за неимением претендентов перешла в нашу собственность.
Читать дальше