Джек Лондон: Желтый платок

Я увидел, что китаец придвинулся ко мне еще на несколько дюймов, и только собрался крикнуть ему: «Назад!» — как вдруг чья-то грузная фигура прыгнула на меня с другой стороны и одним ударом сбила с ног. Это был китаец из команды джонки. Он вцепился в мою правую руку так, что я не мог уже вытащить ее из кармана, и в то же время другой рукой зажал мне рот. Я сумел бы вырваться и освободить руку или рот и поднять тревогу, но в этот момент на меня навалился и Желтый Платок.

Я тщетно барахтался на дне джонки. Мои руки и ноги были крепко скручены, а рот завязан, как оказалось потом, чьей-то ситцевой рубахой. Желтый Платок взял румпель и стал шепотом отдавать приказания. По положению своего тела и по перестановке паруса, который смутно вырисовывался надо мной при свете звезд, я понял, что джонка направляется в устье маленькой болотистой речонки, которая впадала в Сан-Рафаэль.

Через несколько минут мы тихо подошли к берегу и бесшумно спустили парус. Все китайцы соблюдали полную тишину. Желтый Платок присел на дно рядом со мной, и я слышал, как он старался подавить свой резкий, отрывистый кашель. Прошло, должно быть, минут семь-восемь. Затем я услышал голос Чарли, когда «Северный олень» проходил мимо устья речонки.

— Не могу сказать вам, как я рад, что наш мальчуган благополучно покончил с рыбачьим патрулем, — услышал я слова Чарли.

Тут Нейл сказал что-то, чего я не расслышал, а затем голос Чарли продолжал:

— У мальчугана большие способности к морскому делу, и если он, окончив школу, изучит навигацию и отправится в дальнее плавание, то из него выйдет прекрасный моряк.

Все это было очень лестно; но, лежа связанным, в плену у моих же пленников, я не испытывал никакой радости, с тревогой прислушиваясь, как замирают вдали голоса на «Северном олене», удалявшемся по направлению к Сан-Рафаэлю. С «Северным оленем» исчезла моя последняя надежда. Я не мог и вообразить себе, что ожидает меня. Китайцы были для меня людьми чужой расы, и я не мог предвидеть, как они поступят в данном случае.

Прождав еще несколько минут, команда подняла косой парус, и Желтый Платок направил лодку к устью Сан-Рафаэля. Вода все убывала, и ему с трудом удавалось огибать илистые мели. Я надеялся, что джонка сядет на мель, но Желтый Платок вывел ее из залива без всяких несчастий.

Когда мы вышли из реки, между китайцами загорелся страшный спор; я догадался, что спор шел обо мне. Желтый Платок что-то горячо доказывал, но остальные четверо не менее горячо возражали ему. Было очевидно, что он предлагал покончить со мной, а они боялись последствий. Но я никак не мог понять, что они предлагают вместо жестокого плана Желтого Платка.

Легко представить, что я испытывал в то время, когда жизнь моя висела на волоске. Спор перешел в ссору, и в разгаре ее Желтый Платок, выхватив тяжелый румпель, прыгнул ко мне. Но его четыре товарища схватили его, и между ними завязалась борьба из-за румпеля. Наконец Желтый Платок уступил и угрюмо вернулся на свое место к рулю, между тем как остальные стали упрекать его.

Парус спустили, и джонка медленно продвигалась на веслах. Я чувствовал, как она тихо врезается в мягкую тину. Трое китайцев — все они были в высоких морских сапогах — прыгнули через борт, а двое других подняли меня и передали высадившимся товарищам. Желтый Платок взял меня за ноги, двое других китайцев за плечи, и процессия двинулась, поминутно увязая в топкой тине. Затем они зашагали по более твердой почве, и я понял, что меня выносят на берег. Я знал, где мы находились. Это мог быть только один из скалистых островков архипелага, так называемых Морских Островов.

Добравшись до твердой песчаной полосы, китайцы бросили меня — не особенно нежно — на землю. Желтый Платок злобно толкнул меня в бок, и затем все они, шлепая по тине, отправились назад к джонке. Через минуту я услышал, что они подняли парус, который заполоскал от ветра. Затем наступила тишина, и мне оставалось рассчитывать только на собственную изобретательность, чтобы освободиться от связывавших меня пут.

Я вспомнил, как фокусники в цирке, извиваясь и корчась, освобождались от связывавших их веревок. Но как я ни барахтался, как ни изворачивался, узлы нисколько не становились слабее. Между тем, барахтаясь, я докатился до кучи двустворчатых раковин, которые, очевидно, остались там после какой-нибудь увеселительной прогулки на яхте. Это подало мне счастливую мысль. Руки мои были скручены за спиной; я схватил ими раковину и покатился по берегу к скалам: я знал, что здесь их много.