Эдвард Чупак - Джон Сильвер - возвращение на остров Сокровищ

Пил тоже был малый не промах. Подаст постояльцу бифштекс, и не успеет тот дожевать его — убирал тарелку, а из остатков готовил рагу. Или какая бабенка закажет эль, да не допьет вовремя, а трактирщик осадком дополнял следующую кружку. Старый Пил все умел обратить в дело. Это он научил меня из каждого пенни выжимать фартинг прибытку.

Слепой Том, у которого я рос, передал меня Пилу, когда мне стукнуло двенадцать, потому что не мог более обо мне заботиться. Здесь надо рассказать о том, как в двенадцать лет я раздобыл для морского пса Джона черный камзол. Камзол этот я снял с одного старого моряка. Тот соленый бродяга стал первым, кого я укокошил, а камзол, помнится, был с серебряными пуговицами. Как они сияли в свете бристольской луны!

Моряка я приметил в переулке рядом с «Тремя козами». Судя по тому, как он кренился при каждом шаге, в брюхе у него не было ничего, кроме рома и трюмной водицы. Я подкрался к нему сзади и дернул за камзол. Моряк даже не обернулся.

— Отдай камзол, — сказал я ему. Тогда ничего умнее мне в голову не пришло — в деле грабежа-то я был совсем новичок.

— Не дождешься, — ответил дед и добавил: — Я тебя знаю. Ты поводырь у Слепого Тома. Я сегодня не подаю — ни тебе, ни ему. Ступай куда шел.

— Тома больше нет.

— Тем лучше. И тебе, и ему, и Бристолю.

— Отдай камзол, говорю.

— Тот слепой только мешал городу, как прыщ на видном месте. Тоску наводил своими причитаниями. И ты с ним заодно.

— В последний раз говорю: отдай камзол, или я сниму его с твоей туши.

Заметь, как скоро я смекнул, что к чему.

— Что, убьешь меня за камзол? Поищи себе другое занятие, щенок, или позову констебля.

— Уже нашел, — произнес я и снова схватил моряка за полу, но тут старый хрыч заарканил меня петлей из шарфа. Пришлось наподдать ему локтем в живот, чтобы вырваться. Тут уж он на меня всерьез бросился, да промазал на морскую сажень. Он бросился снова, но в этот раз споткнулся и рухнул на землю. Я схватил палку и ну дубасить его, пока он не распрощался с камзолом, Бристолем и своей дрянной жизнью. Иные не умеют сговориться по-хорошему.

Убить этого пьянчугу оказалось не жальче, чем стащить яйца для Дика Пила. Юный Сильвер — чертовски приятно его вспоминать — твердо знал, что путь его лежит отнюдь не туда, где бренчат на арфах и носят венцы.

Будь у меня мать, она удавила бы меня в награду за предприимчивость, хотя большинство матерей воздерживаются от подобных мер. Итак, я шел по пристани в том самом камзоле, и он спасал меня от ночной стужи. Какая мать так сумела бы? Предприимчивость — сама себе награда, так-то. Да, я еще кое-что испытал после пережитого: гордость. Я не скулил и не лаял, выпрашивая подачку, а сам ее взял. Это далось мне так же легко, как воровство для Пила. Дорожка-то была одна, стоило лишь пройти по ней чуть дальше.

Вернувшись в трактир, я застал там Черного Джона и его головорезов. Мне всегда нравилось действовать напрямик, так что я подошел к нему и предложил:

— У меня есть для вас славный камзол, Черный Джон.

— Как тебя зовут, парень? — спросил он.

— У него нет имени, — сказал Пил морскому псу. Так и было. Слепой Том не позаботился меня назвать. Для него я был просто «парень», и все.

— Как же ты его подзываешь? — поинтересовался Черный Джон у Пила, почесывая единственный клочок физиономии, не заросший бородой.

— То так, то сяк, отозвало* Пил. — Главное, он приходит. Слепой Том он привел мне мальчишку — не сказал мне об имени. Можете звать его как заблагорассудится. Ему все едино. Правда, — добавил трактирщик, — он малый с норовом.

— Это можно исправить. Главное — твердая рука и тугой ремень. С ними любой мальчишка станет как шелковый, — объявил мой будущий покровитель.

— Ему это будет не по нраву, капитан.

— А ты не спрашивай, Пил. Тут ремень должен говорить за обоих. Мальчишка, стало быть, своевольный?

— Своевольный, зато смышленый.

— Значит, провиант для тебя таскает? — Черный Джон так яростно дернул себя за бороду, что я уж решил, у него челюсть отвалится. Как бы не так: челюсть Черного Джона сидела крепко. С таким же успехом он мог выдернуть клок бороды — та тоже не поддавалась. Черный Джон вечно с ней воевал.

— Иногда, — отозвался Пил. — Я это терплю только из-за его аппетита, капитан, а он у него отменный. Любого матроса объест.

— Парню надо дать имя, — изрек Черный Джон. — Не скажу, чтобы он того заслуживал, но для порядка требуется. Представь, трактирщик, что было бы, начни я звать своих людей «эй ты» и «поди сюда». Корабль пошел бы ко дну. Мир без имен был бы шатким, что твое колесо: толкни — опрокинется.