Юрий Клименченко - Дуга большого круга

— Ну ладно… — кивнул Роман. — Как стемнеет, идем в Угольную. Думаю, проберемся. А сейчас давайте со стармехом в машину.

В кают-компании остался один капитан. Сегодня он не пошел помогать в машину. У него была работа с ведомостями. Он приготовил счеты, бумагу, но не взял в руки карандаш. Опустил голову на сжатые кулаки и сидел так, не двигаясь. Тревожные мысли одолевали его.

Роман видел — люди очень истощены. Пайки получают мизерные, сил для работы не хватает. И все-таки пытаются что-то делать. Отдают судну последнее. Иногда теряют бодрость, хнычут, но героически работают.

Роману были понятны эти внезапные вспышки раздражения, приступы пессимизма, бессмысленные ссоры. Его самого все раздражало. Стало трудно общаться с людьми. Они почерствели, привыкли к человеческому горю, их уже не трогали смерти, как в первые месяцы блокады, они все время хотели есть, много думали о еде, мерзли… Но объединяла всех одна главная цель. Цель ясная — не пустить немцев в Ленинград.

Только бы его команда не потеряла веры в то, что приносит пользу. Нельзя допустить, чтобы моряки вдруг прекратили работать, опустили руки, почувствовали, что из-за слабости уже ничего не могут. Люди должны знать, что без их помощи нельзя победить. Они нужны. Необходим «Айвар»… На днях Роман долго сидел со стармехом в холодной каюте. Консервацию давно закончили. Остались ремонтные работы.

— Ростислав Владимирович, — говорил Роман, — обязательно будем соблюдать хоть какую-то видимость рабочего дни, собираться к восьми утра, намечать план на день. Работать, пусть мало, но работать. В этом наше спасение…

— Понимаю. Делаем, Роман Николаевич. И будем делать. Но вы знаете, как все трудно.

…А то, что Засекин заныл сегодня, так он всегда ноет. Такой уж характер. Привыкли. Это не страшно. Роман сам слышал, как недавно матрос набросился с руганью на какого-то жителя острова за то, что тот сказал:

— Так дело пойдет — весь город вымрет.

— Мы помрем, другие останутся. Не может быть такого, — задыхаясь, кричал Засекин, вращая голодными, злыми глазами. — Не бывать этому. Понял? И в следующий раз не треплись…

Нет, он не должен беспокоиться. На «Айваре» крепкие ребята. Негнущимися, отвыкшими от карандаша пальцами капитан принялся писать.

Загрохотали выстрелы тяжелых орудий. Слышно было, как воют снаряды, пролетая над судном. Военные корабли начали обстрел дальних немецких позиций.

…Роман потер окоченевшие, распухшие руки. Сегодня он особенно мучился от холода. Камелек на «Айваре» не топили уже два дня. Доставать угольную крошку становилось все труднее и труднее. Заболел Засекин, и «экспедиция» в Угольную опять сорвалась. «Схожу к Верескову, погреюсь», — подумал Роман, и от одной мысли ему стало теплее. Не тревожа прикорнувшего в углу дивана вахтенного, он вышел на палубу. По скрипучему трапу спустился на лед. Над портом висел холодный и злой маленький месяц. Протоптанная через канал дорожка вела прямо в ковш, где стоял стационар, выкрашенный в белый маскировочный цвет. Там у Романа был знакомый — Валериан Афанасьевич Вересков. Когда-то Вересков плавал с Романом на пароходе «Курск» штурманским учеником. Роман помогал ему изучать мореходные науки. Они не виделись много лет и неожиданно встретились в проходной порта. Вересков сказал, что служит на стационаре, приглашал заходить, посмотреть, как они живут, помыться в душе. Приглашение было заманчивым. Роман пришел, вымылся горячей водой. Он уже забыл, какое ощущение испытывает человек, стоящий под теплым дождиком душа. Посидел в тепле, выпил настоящего чаю. Вересков болтал без умолку, острил. Романа разморило, хотелось закрыть глаза и ни о чем не думать. Пусть будет очень тихо, а тут Вересков что-то спрашивает, ждет ответа.

В свои следующие, очень редкие посещения стационара Роман всегда просил Верескова:

— Вы на меня не обращайте внимания, Валериан Афанасьевич. Я погреюсь, подремлю. У вас, наверное, много дел всяких?

Вересков отмахивался:

— Какие там дела! «Пассажиры» тихие, не беспокоят.

Роман торопился. Он предвкушал тепло, которое через несколько минут разольется по всему телу, пройдет боль в суставах, он закроет глаза и окунется в блаженное состояние покоя. Может быть, Вересков угостит его чаем, хотя Валериан не очень щедрый хозяин.

Роман выбрался на причал у самого стационара. Сказав вахтенному, кто ему нужен, он поднялся на вторую палубу, где помещалась каюта Верескова. Постучал в дверь. Некоторое время никто не отвечал, потом щелкнул замок. Роман увидел Верескова. Его лицо выглядело смущенным. На столе что-то стояло, прикрытое наспех наброшенными газетами.